Я летел по трассе под рёв двигателя. Из чёрного облака у меня над головой хлестал резкий дождь. При приближении к следующему повороту я проверил зеркала, чтобы найти соперников; в поле зрения их видно не было. Моей целью были максимальная скорость и превосходство, любой ценой. Я нажал на тормоз в самый последний момент и придерживался необходимых оборотов при каждом понижении передачи. Чувствовалось, как шасси свободно прокручивается в попытке получить достаточное сцепление, чтобы справиться с силой торможения.

Движение на высокой скорости обострило чувства, притупило реальность, усилило восприятие, ускорило ум, замедлило время, переместив всю мою сущность в другой мир – в то место, где я хотел бы жить.

Я снизился до третьей передачи, оставив ровно столько времени, сколько было необходимо, чтобы вписаться в следующий правый поворот. Отпустив тормоза, я взлетел в воздух, совершив посадку на тротуар. Пришлось использовать всю силу, чтобы до упора вывернуть руль в противоположную сторону, прежде чем я врезался в забор. Скольжение продолжилось, всё больше приближая меня к ограждению. Я бросил всё, отпустил газ и стал надеяться на лучшее. Незначительное трение с промокшей поверхностью, наконец, снизило скорость на несколько критических км/ч, скольжение сбалансировалось и автомобиль поехал прямо по трассе. Я поправил руль и снова ударил по педали газа. Я чувствовал себя непобедимым.

Следующий поворот пересекал крутой холм, из-за чего создавался большой неудобный подъём. Сложный в ясный день, с мокрой поверхностью и существенно уменьшенным сцеплением и тормозной силой, этот поворот становился практически невозможным для преодоления на такой скорости.

Я протянул свой огромный резиновый сапог к педали тормоза, зацепил стенку и задержался на наносекунду дольше, в результате чего задние колеса "замкнулись". Автомобиль начал скользить в идеальном, но совершенно неконтролируемом дрифте в сторону леса.

Я заметил прутья колючей проволоки, протянутые между деревьями. Уничтожение машины повлечёт тяжёлые последствия. Восемьдесят километров в час на мокрой траве по направлению к лезвиям и древесине стали моей неизбежной реальностью. По моему организму прошел взрыв сырого адреналина. Время замедлилось.

В доли секунды я принял решение спасать свою шкуру. Я отклонился и выпрыгнул. Одетый в три куртки Barbour и сапоги моей матери Hunter Wellington, я катился по траве, направляя ускорение к дружелюбно выглядящей сосне.

Тем временем, единственный All Terrain Cycle у нас на ферме с шумом врезался в большую березу, будто при быстрой перемотке, и был нарезан мелкими кусочками колючей проволокой.

Мое тело прокатилось по грязной траве и остановилось в зарослях крапивы под сосной. Я лежал на спине, чувствуя корни деревьев, упирающиеся в мои плечи, и жадно вдыхал воздух, чтобы наполнить легкие. Я взглянул вниз, и увидел три пары носков, разорванные и свисающие с моих пальцев. Это был единственный способ впихнуть мои десятилетние ноги в резиновые сапоги так, чтобы они сидели плотно. Самих сапог, трусливо скрывшихся, нигде видно не было.

Я чувствовал радость выживания и понимал абсурдность моей ситуации. Я был один, потерпевший крушение на окраине отдаленного поля в углу крошечного острова на планете размером с пылинку в безграничных просторах Вселенной. Я расхохотался.

Протерев глаза от грязи, я заковылял к трёхколесному мотоциклу, чтобы сделать беглый осмотр. Кузов был разломан вокруг колёсных арок, пластиковый спидометр разбит, а сиденье из пены, на котором я сидел несколько минут назад, порезано на куски колючей проволокой. И это выглядело реально круто. Я понимал, что папа убьёт меня. Хотя моё пристрастие к скорости, прежде всего, было его виной.



Мой отец увлекался автомобилями дольше, чем кто-либо ещё из моих знакомых. Он преданно смотрел гонки Формула-1 по телевизору, каждый раз засыпая на конечных кругах. Это стало стимулом найти что-то более интересное, чем просто смотреть, как кучка автомобилей наматывает круги по трассе. И это "что-то", естественно, приняло форму картинга в стиле Lotus F1. Лишь спустя восемнадцать лет я понял связь.

Азарт от вождения и риска укоренился во мне с самого раннего возраста. Ни одна из поездок в автомобиле моего отца не была похожа на другую, но все они, как правило, начинались с какого-либо трюка и заканчивались запредельной скоростью.

Когда мне было четыре года, отец был восходящей звездой в транспортной компании. У него был дар быстро оценить сделку и провернуть её. Мы все поднялись на борт нашего Rover SD1 и направились в дом его босса на обед. Это был крутой хэтчбек в форме куска сыра с оттенком Ferrari Daytona.

Отец был одет в жёлто-коричневый костюм с нелепыми лацканами, которые были в моде в семидесятые. Его безразличие к цветам всегда гарантировало что-то особенное, и сегодняшний наряд не был исключением: психоделический галстук с узором а-ля индийский огурец и ярко-жёлтая рубашка, пропитанная Old Spice.

Он вышел из рабочего класса и вырос в суровой обстановке. Когда он получил место в местной средней школе, его матери пришлось на многое пойти, чтобы позволить себе купить форму. Бабушку не устраивало всякое дерьмо. Когда дело дошло до расставания с её кровными деньгами, она купила школьную форму, которая ей больше всего понравилась, из нескольких учебных заведений. Кроме того, в которое поступал мой отец. Спортивная кепка из одной школы и пиджак с галстуком из двух других сделали первые дни в колледже неизбежно кровавыми, но со временем он так и не утерял свой уникальный стиль одежды.

Моя мать собрала волосы в шиньон и нарядилась в жемчужные серьги, элегантное золотое ожерелье и блузку с оборками. Просто сказочно. Я же сидел на заднем сиденье с причёской "под горшок", в синих плисовых брюках и таком же пиджаке. Круче только яйца.

Когда мой старик увидел нас в этих воскресных нарядах, ему в голову пришла идея. Он посмотрел на меня в зеркало заднего вида с понимающей улыбкой.
– Держись, Бен.
Я знал, что это значит.

Дорога к дому, в котором я вырос, составляла в длину чуть более четверти мили и встречалась с главной дорогой на Т-образном перекрёстке. Идеальная полоса для дрэга.

Папа выжал сцепление и сорвался с места, оставив две густых чёрных полосы на нашем пути. Когда перегрузка от ускорения уменьшилась, я наклонился вперед, чтобы получить хороший обзор. Рёв двигателя и визг шин заглушили все возражения моей матери. Она ударила его сумкой, но отца невозможно было остановить.

По бокам мелькали изгороди. Я приветствовал каждое переключение передачи, пока в поле зрения не появился тот Т-образный перекресток. Всё затихло.

Не нужно было быть экспертом вождения, чтобы мой четырёхлетний мозг понял, что у автомобиля не было ни единого шанса остановиться на повороте вовремя при обычных обстоятельствах. Мама тоже пришла к этому выводу. Она отказалась от избиения папы сумкой и запищала "Блиииииииииин…" (но с другими буквами - прим. перев.)

Мою мать непросто было заставить закричать. Когда ей было четыре года, она жила в Саттоне, который находился на линии немецких бомбардировок во время Второй мировой войны. Три дома, в которых она жила, были полностью уничтожены. По чистой случайности, её семья каждый раз находилась в другом месте. Однажды летним днём, когда она играла в саду, её мать закричала, приказывая войти в дом. Прежде, чем та успела пошевелиться, низко пролетающие самолеты обстреляли сад и две полосы от пуль взорвались по бокам от нее. Потом она работала в горячих точках на ближнем востоке и по всему миру в качестве медсестры Королевского Флота. Она всегда держала себя в руках, однако вождение отца каждый раз пугало её до усрачки.

Отец держал ногу на педали газа до последнего момента. Ров на противоположной стороне перекрёстка был всего в нескольких метрах. Нас кинуло вперёд, когда папа жёстко дёрнул ручной тормоз и развернул Rover боком, скользя по асфальту.

Автомобиль ехал в дрифте прямо к краю канавы, и мой живот перевернулся из-за неприятной перспективы съехать в неё.

Путём тонких расчётов, или по воле удачи, мы только слегка задели обочину и выпрямились. Катастрофа была предотвращена. Мама вытащила ожерелье из-за лопаток, и мы поехали дальше нервно хихикая.

Раньше я никогда не слышал, чтобы моя мать молилась, так что я отнёсся к этому "Блииииииин" с большим почтением. Спустя двадцать пять минут поездки мы прибыли к месту назначения. Мама поправила мою рубашку и галстук, и мы подошли к входной двери. Мы поприветствовали босса, его жену и дочь.
– Бен, это Стефани.
– Блииииииин Стефани,– ответил я. (напоминаю, с другими буквами - прим. перев.)
Можно было услышать, как пердит мышь. После недолгой беседы, родители немного остыли и мне разрешили поесть сарделек и торта.

Отец сохранил свою работу в компании, несмотря на невоспитанного отпрыска, и нас снова пригласили на важное мероприятие в следующем году. Компания меняла свой автопарк и заменяла его современными автомобилями. Я знал, что мой отец был очень разочарован из-за того, что не попал в очередь за новыми Jaguar XJS, вроде того, который босс заказал для себя.

Мы погрузились в Rover под аккомпанемент любимой папиной мелодии для вождения, звонких гитарных риффов из фильма "Хороший, Плохой, Злой".

Я был основательно проинструктирован насчёт того, что в этот раз лучше избежать "молитвы". А отец снова завёлся из-за ситуации с Jaguar. Мама велела ему заткнуться.

Я мало разговаривал, когда был ребёнком, и они, вероятно, думали, что я и не слушал. Я чувствовал себя отстранённым от абсурдности повседневной жизни и тупо разглядывал размытый поток зеленых и желтых пятен за окном, представляя, что лечу на такой низкой высоте в истребителе. Втайне от всех, я участвовал в учебном полёте.

Мы прибыли на вечеринку надлежащим образом и поприветствовали всех, ни разу не использовав слово из тринадцати букв. Приём уже шёл полным ходом, кучка бизнесменов толпилась, налаживая контакты и пробивая себе путь в корпоративной пищевой цепочке. Мой старик был разговорчив как никогда, развлекая группу молодых менеджеров смесью шуток и откровенных разговоров, сопровождающихся энергичными жестами и хриплым смехом. Смех отца был заразным. Его глаза расширялись, и рот расплывался в очаровательной улыбке, в олицетворении его joie de vivre.

Я слонялся вокруг стола с едой, как бомба замедленного действия в ожидания взрыва. К этому возрасту я уже был запрограммирован идеей, что мир населён хорошими парнями и плохими парнями. Так что в этой комнате, полной светских бесед и взрослых, я решил освободиться от моей застенчивости и понести правосудие.

Босс проходил мимо, когда я поймал его взгляд. Он почувствовал, что нужно остановиться и изобразить интерес.
– Как школа... мм... Бен? – спросил он.
– Почему моему папе не могут дать Jaguar? – ответил я.
Он издал ещё какой-то шум своими словами, который не произвёл на меня особого впечатления, так что я ударил его ногой прямо в пах.

Маленький мальчик идеально подходит для таких атак. Мне не хватало силы удара, но это более чем компенсировалось точностью за счёт того, что цель находилась на уровне глаз.

Судя по тому, как согнулись ноги босса, и он сложился пополам, я хорошо ударил по колокольчику на его аттракционе High Striker. По телу прошла вторая волна боли, слёзы навернулись на глазах, и он упал на колени, пытаясь восстановить дыхание. Что-то в брюках с клёшем на растянутых по восточному ковру ногах босса придавало ему абсолютно абсурдный вид. Вся толпа разразилась смехом. Босс был популярен в офисе, как Дэвид Брент.

Важность того, что нужно быть правдивым и стоять за себя были привиты мне родителями, я всего лишь по-своему интерпретировал эти принципы. Отец заслуживал этот автомобиль и босс выглядел троллем из-под моста, считая иначе. С тех пор во мне укоренился синдром Туррета. Не могу сказать, что это от этого моя жизнь стала легче, но мне нравилось побить некоторых людей по яйцам.

Тогда отец так и не получил Jaguar, но он заработал на него позже. Он менял автомобили так же часто, как чистил пепельницу. Ему, наверное, принадлежало около сорока штук. Как только он мог позволить себе купить автомобиль, он его покупал.

Несмотря на любовь к автомобилям, которой прониклась наша семья, моим единственным желанием было стать лётчиком-истребителем. Я мечтал о сверхзвуковой скорости и сверхчеловеческих рефлексах, чтобы с ней справиться. Я читал бесконечные отчёты о победах самолётов Jump Jet в смоделированных схватках с быстрыми, но менее маневренными американскими F-14 Tomcat. Моя спальня была закидана плакатами истребителей и книгами с подробным описанием всех мыслимых систем вооружения и их сферами применения. Я запоминал полезную нагрузку, соотношения тяги к весу и детали полета. Ботаник на все сто процентов.

Многократные рекорды в игре Star Wars Arcade убедили меня, что поступление в Королевские Военно-воздушные силы станет простой формальностью. "Забейте на процедуру проверки, ребята, этого можно сразу отправлять мочить Миги".

Мама порекомендовала перед этим на всякий случай обратиться к окулисту для проверки зрения.

Я сидел на кожаном кресле и, даже после значительного подъёма, его высоты едва хватало, чтобы увидеть экран для тестирования. Я рассматривал последовательность светящихся фигур на накрытом мониторе, и прислушивался к дыханию окулиста, сопровождающемуся стуком по клавиатуре. Его стул на колёсиках прокатился по полу, и он прошептал ряд нетерпеливых инструкций.

Тест завершился через несколько минут. Мой желудок сжался из-за приступа волнения, ведь я сделал первый шаг на пути к большой цели.
– Как я справился?
Окулист мельком взглянул в мою сторону.
– Они даже не позволяют тебе загружать бомбы, сынок. Оставь эту затею с полётами.
Если бы он только знал, насколько его драгоценная корона была близка к уничтожению, то, наверное, проявил бы чуть больше уважения. Говоря словами Хана Соло, я вышел из гиперскорости прямо в пояс астероидов. Мои надежды и мечты испарились. Я спустился на землю.

Я ненавидел, когда мне указывали, что я не мог что-то делать, но это был сильный стимул. Чем сильнее тебя отталкивают, тем сильнее ты хочешь вернуться обратно, одолеть и сокрушить. Имейте в виду, моё зрение мне не помеха.

Мама пыталась меня утешить, предлагая другие варианты карьеры - может быть, торговля лесом? Я часами сидел в своей комнате в окружении фотографий машин, на которых никогда не смогу летать.

Мой конкурентный инстинкт обнаружил еще способ выпустить эмоции. Я начал заниматься плаванием не совсем добровольно, но это было лучшее, что могло произойти.

Семья Коллинз переехала в Калифорнию, когда мне было пять лет; моего отца наняли для раскрутки фирмы перевозок. Родители отвели меня в местную секцию по плаванию. Тренером был загорелый сёрфер с выгоревшими от солнца волосами и прессом кубиками. Я дрожал на краю бассейна, наблюдая, как другие дети плавают туда-сюда, и решил, что лучше не стоит соваться в воду.

Характер отца был даже сильнее, чем его деловая хватка, и я всегда пытался избежать лишних споров.
– Прыгай, Бен, – Он выглядел не очень довольным.
– Нет, – ответил я с опаской.
Он потянулся, пытаясь схватить меня, и я пригнулся, чтобы увернуться. Мне удалось схватиться за шезлонг, который поехал вместе со мной, когда отец заарканил мои ноги и потянул к себе. Я знал, что я был в безопасности до тех пор, пока держусь за этот лежак. Отец поднял ставки. Он поднял лежак вместе со мной и бросил в бассейн. Это был глубокий край бассейна, так что у меня был выбор "плыви или тони", или как там обычно говорят.

Я был в ярости и чувствовал себя жалким, но ещё больше разозлился, когда папа посмотрел на меня сверху, с трудом сдерживая смех. Я поплыл на скорости в несколько узлов к другому концу бассейна. Не желая того, я нашёл в себе довольно быстрого пловца.

После моего турбулентного обряда посвящения, я с удовольствием посещал тренировки клуба и стал участвовать в соревнованиях. Вся семья собралась, чтобы посмотреть на первое моё появление на региональном турнире, и бабушка пожелала мне удачи.
– Иди и выиграй все свои заплывы, – сказала она мне.
К моему удивлению, я так и сделал. Побеждать было очень приятно, и это придало мне ощущение цели.

Команда по плаванию долины Охай высоко взлетела над своим региональным уровнем, и вскоре я участвовал в олимпийских соревнованиях для юниоров. Наш тренер записывал программу тренировок на доске при наших ежедневных занятиях, и меня научили никогда не читать слишком далеко вниз. Если на верхней строчке было написано "600 метров", то это было все, что имело значение, даже если следующая строка была "1000 метров по болоту с крокодилами". Сосредоточение на чём-то, кроме настоящего, только усложняет жизнь.

Правильной технике довольно сложно научиться, надо вращать руки, контролируя дугу вокруг вашего тела, для наиболее эффективного перемещения в воде. Контроль дыхания тоже играет важную роль, и положительно влияет на развитие сердечно-сосудистой системы. Управляемый вдох и выдох успокаивает и является важным элементом для поддержания корпуса устойчивым и быстрым.

Я был неплох, но, как правило, увлекался, пытаясь плыть слишком быстро, и начинал махать руками в воде как ветряная мельница.

Взрывной характер соревнований был всепоглощающим.

Выражение "не могу" было запрещено нашим тренером, но, независимо от того, как тяжело я тренировался и как сильно рубил воду, я чувствовал, что не в состоянии достичь истинного совершенства. Без этой цели плавание стало хобби, а не спортом. Но оно осталось неоценимым опытом в искусстве психической и физической концентрации, который очень пригодился как на автогонках, так и за их пределами.





Источник: burntire.ru перевод: zyOrg

Оглавление

Я хотел быть вдохновленным чем-то, в чем мог преуспеть, быть охваченным страстью к успеху. В первый раз мысль о моем дальнейшем пути промелькнула на мой восемнадцатый день рождения.

Мой отец сделал для меня исключительный подарок – поездка на одноместном гоночном автомобиле по Сильверстоуну. На тот момент я водил всего пару месяцев – по проселочным дорогам на мамином учебном полноприводном автомобиле под ее четким руководством. Мама так часто била меня своей сумочкой, что в итоге сломала ей ручку. Видимо больше прав на ошибку у меня не было.

Отец бредил своим гоночным опытом; он только начал совершенствовать свои навыки. После зубодробильной поездки по извилистым участкам Котсволда, мы прибыли к воротам гоночного кольца.

В какой-то момент мы съехали с дороги, асфальт под нами был более снисходительным. Трибуны возвышались к небу в полной готовности к великому событию, а необычные стены ограждения были покрашены голубыми и белыми блоками. Я ловил мелькающую за крутым склоном трассу. Голая широта асфальта без разметки не была похожа ни на что-либо из того, что видел.

Я забрался в один из гоночных костюмов моего старика и зашнуровал что-то очень похожее на синие балетные туфли. Мужчина провел для нашей группы короткий инструктаж, упомянув об огромном количестве аварий и о потенциальной смерти. Мы использовали высокоскоростное кольцо для Гран-При, и надо было уделить этому должное внимание.

Гоночный автомобиль особо из себя ничего не представлял. У него не было антикрыльев Формулы-1 и он с трудом заводился, но у каждого компонента было свое особое назначение. Деловитые колеса были обуты в шины типа «cлик», без протектора, и крепились они костлявыми стальными рычагами подвески к тонкой стальной трубе рамы, впереди которой находилась носовая часть, отточенная как кончик ракеты. Кузов был сбалансирован и произведен исключительно для скорости.

Стоя сбоку от автомобиля, я закинув правую ногу над понтоном, в котором располагалась охлаждающая система, и опустил ее в кокпит. Одной рукой я ухватился за самую высокую точку автомобиля, а это было всего 30 дюймов (76 см) от земли, а затем затащил и левую ногу. Стоя на рельефном сиденье, я схватился за боковины и проскользнул ногами вперед.

Тахометр, спидометр, датчики масла и температуры воды были скрыты за маленьким черным рулем наряду с многочисленными таинственными кнопками. Рычаг переключения передач из нержавеющей стали был справа от меня, размером он был с добротный большой палец. Он переключался с легкой задержкой от передачи к передаче. Касаясь педалей, мои ноги были плотно сжаты. Педаль тормоза была твердой как кирпич, а газ жестким, но ровно до тех пор, пока не надавишь на него, после чего он реагирует на малейшее касание. Руль казался тяжелым без усилителя, только та сила, которую я прикладывал, и превращалась в энергию, передающуюся на передние колеса.

Я натянул ремни, и они вдавили меня в сиденье, сливая меня с машиной в единое целое. Жесткое сиденье стиснуло в области плеч. Все было настолько чуждо, но уже тогда я знал. Это был дом.

Инструктор ловко повернул красный рычаг на четверть оборота по часовой стрелке, щелкнул парой переключателей, загорелся оранжевый свет - автомобиль ожил. «Надави правой ногой на четверть дюйма».

Я выполнил.

Он нажал черную кнопку, и пронзительный визг сменился ритмичным потряхиванием двигателя. Это вернуло его к жизни и заставило работать в гоночном темпе, урча быстрее, чем любой автомобиль, который я когда-либо слышал. Звука было достаточно для всплеска адреналина в моей крови. Я был на краю неизведанного. Чуткий газ, точное рулевое управление, биение двигателя и скользящие передачи… Все было создано с одной целью — скорость.

Мои первые круги были хуже некуда; я пропускал передачи и привыкал к точности управления. Однажды я набрал приличную скорость, руль стал напряженным и острым. Когда я проезжал неровность, пол ударял по моей заднице, настолько близко я сидел к земле. Чувство скорости на прямой блекло в сравнении со скоростью в поворотах.

Ремни впивались в мои плечи, когда я, как крылатая ракета, ускорялся в повороте в практически неуправляемой машине. Но с каждым кругом я все дальше отодвигал границы.

Несколько раз я перетормозил и меня закрутило в Копсе, самом быстром повороте трека. Стена была близко к трассе, и я чувствовал опасность до тех пор, пока машина чудесным образом не вывела себя в правильное направление. Я ускорился.

Сессия закончилась в один миг, на миллион лет раньше. Я неохотно забрел в боксы, и увидел неподалеку от инструктора в очках своего отца. Невзирая на многочисленные знаки «Курить запрещено», он сидел с приклеенной к нижней губе Marlboro 100 и хлопал своими четырьмя пальцами руки. Он потерял мизинец, когда спасал лошадь.

Мое время было эквивалентно рекорду трека для автомобилей. Человек в очках сказал отцу, что он обязательно должен привести меня в гонки. Старик был явно настроен на этот план с самого начала. Мы должны были убедить мою мать, но еще одна поездка через всю страну не предвещала ничего хорошего.

С этого момента, моей единственной амбицией, моей навязчивой идеей была гонка. Ту жизнь, которую я потерял в качестве летчика, было решено воплотить в автогонщике. Каждый день с тех пор и до сегодняшнего утра я открывал глаза с одной и той же мечтой. Я хотел быть чемпионом Формулы-1. Ничто другое не имело значения.

Традиционный путь к Формуле-1 или к какой-либо другой высшей категории в автоспорте должен проходить через соревнования на картинге, начиная с третьего триместра. Всю жизнь я жил в соревнованиях, будь то плавание, катание на лыжах или моё любое возвращение расцарапанным из школы. Во мне был инстинкт убийцы, я хотел побеждать, но у меня не было опыта в автоспорте и это было главным недостатком.

Должным образом я получил гоночную лицензию на Сильверстоуне и обнаружил, что стою и смотрю вниз на агрессивных, невысоких людей. Хорошие результаты настолько тесно связаны с весом, что на корню отсеиваются все крупные претенденты.

Я вступил на первую ступень гоночной лестницы: Formula First. Она была известна как чемпионат для психов, из-за слишком большого числа аварий. Но это были самые дешевые одноместные гонки и лучший способ, чтобы мне проложить свой путь в Формулу-1. Кусок пирога прямо-таки.

Все пилоты были в разноцветных шлемах и в напущенных гоночных комбинезонах, обклеенных спонсорскими стикерами. Папа предложил мне начать с чего-то более простого, например что-то на основе "Юнион Джек". В конце концов, я выбрал черный костюм, черные перчатки, черные ботинки и черный шлем Simpson Bandit с затонированным визором…

С первого дня, как начал тестировать автомобиль, все мои мысли крутились вокруг одного: ехать быстрее. Не имея предварительного гоночного опыта, я узнавал больше об этом из устных источников, из книг о великих гонщиках, таких как Айртон Сенна и Жиль Велнёв, из журнальных статей и телевидения. Большую часть постигал самым тяжелым путем – просто делая это. Но и дерьмо иногда случается.

Один момент тренировок не раз спасал мою жизнь. Я учился на курсах антипробуксовочного управления. Инструктор, Брайан Свенсон, был бывшим борцом известный как "Nature Boy". У него практически не было шеи, но он дал мне очень многое за счет своего Форда Мондео, который был оснащен специальным устройством, позволявшее поднимать передние или задние колеса и пускать их в скольжение. Каждый раз, когда я поворачивал руль, зад машины выносило боком, будто она на льду. Мои руки бились об руль, как у шимпанзе за кассой в McDonald's. И тут полетели ногти, гудок сигналил и прежде, чем я понял, что произошло, мы уже плыли в обратном направлении. Брайан надавил на кнопку на приборной панели и спокойно натянул ручной тормоз. Автомобиль успокоился и остановился в облаке от сожженной резины, я расслабился.

- Избыточная поворачиваемость — рявкнул он.

- Ок. И что это означает?

- Да это означает, что гребанный автомобиль развернулся. Ты потерял заднюю часть, поэтому чувствовал, что машина поворачивает слишком сильно. Излишне. Поворачиваешь. — Его слова доходили.

- Когда такое происходит, пускай руль в скольжение настолько быстро насколько это возможно. И никаких систем поддержки устойчивости! У тебя быстрая реакция, просто крути этот руль немного дальше.

- Ок, Брайан.

Мы снова поехали. Мой психоватый инструктор нажал еще несколько кнопок, когда мы приближались к туннелю из оранжевых конусов с надувным препятствием в конце. Я повернул руль влево, чтобы увернуться от препятствия, но ничего не произошло, тогда я повернул еще больше.

- Хватит крутить — крикнул Nature Boy.

- К черту! — И крутанул еще. Ничего.

- Вот дерьмо!

- Ты можешь сказать это снова.

- Что произошло сейчас, Брайан?

- Недостаточная поворачиваемость. Когда ты поворачиваешь руль – ничего не происходит. Машина едет прямо, так?

- И что я должен делать?

- Не больше, чем ты можешь, крути руль, но делай это немного легче. Потом скинь скорость и сцепление вернется.

Мы набрали скорость до 60. После нескольких душераздирающих 360-градусных разворотов, Nature Boy научил меня крутить головой как балерина, это помогало мне видеть, куда я должен двигаться и контролировать. Это было восхитительно. Мы входили в поворот на скорости, машина начинала закручиваться. Но, куда бы я не смотрел, мои руки продолжали вести, и машина возвращалась в правильное направление.

Я проезжал круг за кругом, дрифтуя от одних ворот к другим. Я даже забыл про то, что со мной пассажир, и только аплодисменты от Nature Boy вернули меня в чувства. И тогда я осознал, что Брайан больше не может сместить меня.

- Превосходно! Ты сделал это. Когда твоя первая гонка?

- На следующей неделе, на Брэндс Хэтче.

- На чем едешь?

- Formula First, на Фестивале.

- О, Господи, — сказал он, закусив верхнюю губу. — Удачи тебе. Просто попробуй и помни то, чему я тебя научил. Если ты сможешь объяснить своему механику на что способен автомобиль на самом деле, ты далеко пойдешь.

Formula First была серией для «новичков». Стартовая решетка на первый этап состояла из мирового чемпиона по картингу, двух национальных чемпионов и победителей гонок предыдущих сезонов. У большинства из них был картинг уже с тех пор, когда им еще меняли подгузники из Номекса. Но после нескольких дней обучения вождению автомобиля по извилистым трассам, такие как Олтон Парк, я прибыл на Брэндс Хэтч для своей первой гонки.

Брэндс Хэтч была одной из основополагающих трасс Гран-При, даже я слышал об этом месте. Формула 1 поддерживала Formula Ford Festival, которая объединяла более сотни лучших гонщиков со всего мира.

Я подошел к своей первой квалификационной сессии с твердым намерением воспроизводить все свои лучшие навыки пилотирования в каждом повороте.

Хотя для меня, как для неопытного водителя, даже вписаться в поворот время от времени было настоящим испытанием. При том, что это было ключевым моментом, определяющим устойчивое время круга. К всеобщему удивлению на чемпионате мне предстояло стартовать третьим.

После небольшого перекуса пора было заняться гонкой. Я проковылял из ресторана Кентагон, по горло сытый нервами и говяжьей запеканкой. Сразу же ко мне пристал работник трека, чтобы я подышал в алкотестер. Я с опаской дыхнул в трубку.

- Вы что, кого-то уже поймали пьяным?

- Уже пятерых.

Я ничего не пил, но все равно сильно нервничал.

- У вас все в порядке.

Я поспешил в пит и забрался в машину. Мой молодой механик захлопнул капот и затянул ремни безопасности, весь красный от напряжения. Убедившись в том, что я все еще могу дышать, он многозначительно улыбнулся, как бы говоря: «Еще один ягненок идет на убой».

- Удачи! – сказал он.

Ошарашенный, я показал большой палец вверх. Уровень моего сердцебиения был далеко за пределами шкалы Рихтера. Адреналин волнами накрывал мой разум. В горле встал комок, во рту пересохло, и я почувствовал легкое жжение на левой щеке. Черт возьми, что я вообще делаю? Я чувствовал себя ужасно уставшим. Накануне не спал ночь и лучше бы свои яйца поджарил на сковородке, чем сейчас участвовал в гонке.

Возьми себя в руки, парень, ты здесь, чтобы пройти в Формулу-1. Проблема заключалась лишь в том, что кроме меня так наверняка думали и другие.

Из-за пота на подошве левой ноги пальцы слегка проскользнули в ботинке, когда я выжал сцепление и толкнул рычаг переключения передач влево и вперед. С каждым движением чувствовал себя все более напряженным и натянутым.

Двигаясь по пит-лейну, я присоединился к двум длинным колоннам временной стартовой решетки. Прошла целая вечность (не более пяти минут) прежде чем нам махнули зеленым флагом, указав, что мы может выдвигаться из пит-лейна. Столько адреналина, что мне даже захотелось в сортир.

Огромное количество данных мне советов кружились в голове. «Во время резкого старта не теряй соприкосновения с асфальтом для лучшего сцепления», «Разогрей резину», «Следи за стартовыми огнями», «Трогайся, когда будет выключаться красный, не жди зеленого», «Не смотри в зеркала». После небольшого заезда мы выстроились на старте. Я нашел глазами стойку со стартовыми огнями.

Белая доска с надписью «пять секунд» внезапно появилась из-за стойки. К горлу подступила тошнота.

Через три секунды загорелся красный свет. Я знал, что где-то через три-восемь секунд он переключится на зеленый.

Движки впереди заревели. Водила в одном ряду со мной начал газовать, все громче и громче. Адреналин больно ударил меня в грудь, и я мог слышать только глухие замедленные удары своего сердца. Сердцебиение было настолько сильным, что мне пришлось опустить подбородок и приоткрыть рот, чтобы поймать дыхание. Я содрогнулся; пристально уставился на огни. ЗЕЛЕНЫЙ.

Я сорвался со стартовой полосы, и колеса дико забуксовали. Одна из машин постоянно появлялась справа от меня и затем ещё две прорывались слева, когда мы домчались до первого поворота. Я был зажат как раз посредине.

Мое сердце билось настолько медленно, но настолько сильно, что мне казалось, кто-то бьет меня кувалдой по ребрам откуда-то изнутри. На секунду испугался, что эта чертова штука у меня в груди вообще может остановиться.

Я с невероятным усилием глотнул немного воздуха и скользнул по направлению к скоростному изгибу на Paddock Hill. Я был в самом центре этого роя ревущих машин, пытающихся всячески вытеснить друг друга, все мы были так близко, что как минимум десятерых можно было укрыть одним одеялом. Каким-то чудом мой организм одновременно справлялся и с дыханием, и с управлением машины.

Двигатель заревел с новой силой на резком склоне внизу холма. Болид впереди задел днищем асфальт на ходе сжатия стоек, оставляя целый фейерверк искр позади себя. Я шел впритирку за четырьмя лидерами на участке Druids, однако здесь мне удалось аккуратно обойти одного соперника, когда он затормозил немного раньше, чем ожидал.

Переключение передач стояло на автоматическом режиме, и руки железной хваткой вращали руль то в одну сторону, то в другую. Мы колонной стремительно пронеслись через левый поворот на Graham Hill, как безрельсовый поезд на американских горках. Колесо к колесу, мы друг за дружкой пролетели короткий прямой участок примерно на скорости 100 миль/час. По мере того как мы ускорялись, подъезжая к Surtees Esses, моё авто было так близко к одному парню впереди, что даже не видел возвышающийся бордюр проезжей части из-за его задних колес. Я стиснул зубы.

Как-то неудачно затормозился на последнем повороте направо на отрезке под названием Clearways. Я вошел в поворот слишком быстро и потерял контроль над передними колесами. Я знал, что могу потерять позицию, если не ускорюсь на прямом участке чуть дальше. Газанул немного, чтобы попытаться исправить ошибку. Но машина и так шла на пределе своих возможностей, и зад начало заносить. Слетев с трека на гравийную ловушку, тачка неизбежно летела на ограждение из шин.

Ограждение было все ближе, и я изо всех сил выжал педаль газа, забрасывая зрителей гравием из-под колес, но сохраняя достаточную скорость, чтобы вернуться на маршрут. Потеряв всего одну позицию, я вернулся в строй, и мы со свистом пролетели прямой участок дороги, завершая первый круг. Сил почти не осталось.

Во время следующих 11-ти кругов зрители были серьезно озадачены моим дерзким стилем вождения и жутко переживали, когда соперники пытались снова и снова с внутренней стороны трассы обогнать меня.

Мой старик за 20 минут скурил 2 пачки Marlboro, по цепочке прикуривая каждую новую сигарету о бычок. Каждый раз, когда проезжал мимо, он ревел на пределе своего голоса: – Не сдавай позиции! НЕ СДАВАЙ! ДЕРЖИ ЛИНИЮ ЗАЩИТЫ!

Но из-за рева мотора ничего не было слышно. Мои мысли в тот момент занимала только гонка, и я гнал настолько быстро, насколько мог. Удержание линии защиты означало снижение скорости, но это явно не входило в мои планы. Машина шла размашисто, я до последнего не тормозил и заходил в поворот в самых крайних точках, и затем как ракета устремлялся вперед.

Захваченный целиком и полностью, я не замечал противников, но у отца был соколиный взгляд, который видел хищников, гнавшихся по моим следам. Порой наши колеса были так близко, а мчались мы на скорости как минимум в 100 миль/час, что малейшее соприкосновение – и вылетел бы с трассы на полном ходу.

Каким-то чудом закончил гонку целый и невредимый, но уступил парочку позиций. Среди зрителей был журналист по имени Чарльз Бредли, который следил за моими выкидонами на участке от поворота Clearways. Осколки отлетающего гравия из-под моих колес поранили ему щеку, но, не смотря на это, он впервые упомянул мое имя в Motor-Sport News: «Бен страшно быстр…».

Я был очень возбужден. За двадцать минут пережил столько, сколько не пережил за всю свою жизнь. Время, которое проходило между гонками, было так, пустым времяпрепровождением. Дышал гонками, день и ночь. Все мои стремления были сосредоточены на одном – стать лучшим водителем в мире. После еще пары гонок, я вышел в лидеры, но мне не удалось выдержать состязание со следуемым за мной болидом – опять не смог защитить позицию на повороте. Но вкус потенциальной победы твердо отложился в голове. Я решил для себя, что отныне буду всеми силами стараться победить. Слепо преследуя эту цель, иногда я умудрялся попадать в серьезные передряги, и несколько раз был госпитализирован.

На соревновании Brands GP я пытался перехитрить двух соперников, обогнав их с внешней стороны на супер скоростном правом повороте Hawthorn. В итоге, парень с правого края поджал второго левее, а тот в свою очередь сделал то же со мной и вытолкнул меня на траву на 120ти!

Я ударился с такой силой, что голова могла оказаться на уровне коленей, случись так, что между ними не было передней панели. Мы так и не нашли левое переднее колесо, хотя машина приземлилась при ударе на правую переднюю сторону прямо перед моими товарищами по команде. Затем она отскочила и ударила по боковым понтонам другой гоночной машины, и потом улетела в деревья.

Я оказался в нескольких сотнях метров от трека, когда потихоньку начал приходить в себя и открыл глаза. Мое тело было полностью покрыто зеленой сеткой, напоминающей морскую водоросль, которой покрывают гравийные ловушки. Я представил себя Биллом Мюрреем из «Охотников за привидениями» - весь покрытый противной слизью. Авто напоминало вагонетку – голая рама с одним колесом, которое могло вот-вот отвалиться от рваного тормозного троса. Моя башка даже проломила руль.

С течением времени, я разбивал всё – начиная от вала трансмиссии, заканчивая подвеской, коробкой передач, движком, рамой, в общем все. Однажды я попытался немного увеличить мощность движка на драг гонках. С силой выжал педаль газа, которая сломала монолитный металлический ограничитель хода дроссельной заслонки и вырвала тросик управления подачей топлива из карбюратора.

После списания со счетов третьей рамы, я понял, что пора что-то менять в стратегии «мяч за пределами поля». На квалификационных заездах Lydden Hill я входил на предельной скорости в поворот, когда мне пришлось оторваться колесами от земли, чтобы избежать столкновения с вращающейся машиной. Спустя пару секунд, я уже сам вращался в воздухе, и снова моя машина превратилась в вагонетку.

Старик рванул в мою сторону, бледный как смерть. Мало того, что он финансировал это предприятие, на его шею навалилась бы еще целая куча неприятностей, если бы я превратился в бездыханный труп. Гонка не удалась, и меня ждала очень долгая молчаливая дорога домой.

Он был очень зол, постоянно теребил свои баки. Через минут тридцать он не выдержал: – Какого хера ты размахивал рукой у себя над башкой? Ты мог потерять руку!

- Я просто закрывался от удара…

Старик скептически взглянул на меня.

- Мне только что пришлось купить машину, которую ты там разбил. Если ее не смогут выправить, твой сезон на этом будет закончен.

В душе я как раз ждал этого звоночка. Казалось, у меня был всегда готов ответ на все вопросы, объяснение всех катастроф, но не было чутья, чтобы избежать их. Мне нужно было беречь машину, и рисковать ею только в случаях крайней необходимости.

Работа на неполный рабочий день на товарном складе упаковщиком сыров чеддер размером со шлакобетонный блок позволила мне хорошенько задуматься и проанализировать все мои былые поступки. Все оставшееся время проводил с моей новой подружкой, упражняясь в вождении на ее Форде Fiesta. Джорджи многим была особенной девушкой, не такой как все. Она могла одновременно поворачивать на ручнике и пускать машину в занос. Это была любовь с первого взгляда.

Я пришел к выводу, что даже если когда-нибудь стану лучшим гонщиком, то в любом случае не смогу побеждать каждый раз, потому что слишком много вещей находится не в моей власти. И моя проблема заключалась в том, что сам усугублял ситуацию. Любая гонка имеет свой естественный порядок, определенную структуру, которую мне нужно научиться уважать и уметь предвосхитить. Если бы я принял этот прядок, то думаю, я бы появлялся на подиуме гораздо чаще, чем на больничной койке.

Я полностью сосредоточился на оттачивании своего мастерства. Мой организм, как часы начал реагировать на приближение очередной гонки, за недели до нее. Тщательно продумывал тактику вождения и миллион раз мысленно проезжал трек.

Моя наивная идея о спортивном мастерстве с треском провалилась на гонках Castle Combe. Я перенял некоторые приемы у моего «товарища по команде», ветерана Формулы-1, который был лидером чемпионата. Его клювообразный нос всегда шнырял где-то рядом, когда дело заходило о чем-то стоящем. Он всегда с улыбкой интересовался, какая у меня стояла балка защиты при переворачивании, какое давление в шинах было оптимальным… да, очень приятно познакомиться с вами, мистер Потенциальный Спонсор, вот вам моя карточка.

Чуть позже в тот же день, на первом заезде, он шел за мной на очень быстром повороте. Он попытался протиснуть свой нос с внутренней стороны поворота, но я твердо удерживал линию. Он не смог прорваться, и было такое чувство, что он нацелился прямо на меня и собирается вытеснить меня любой ценой.

Я плавно скользнул по траве как газонокосилка и вернулся на трек, завершая заезд пятым, как раз финишируя за ним. Мне едва удалось справиться с собой, чтобы не въехать ему в бочину по пути на пит-лейн. Моим единственным желанием было сейчас вытащить его из тачки и вместо бейсбольной биты шлемом надавать ему по башке.

Моя следующая гонка была на Cadwell Park, лучший трек в Британии, сама Памела Андерсон могла позавидовать таким холмикам и ложбинкам. На отборочном заезде машина не слушалась руля, и я шел третьим как раз за моим «другом», поглядывая на него завистливым взглядом. Гнев взял полностью под свой контроль. Машина мчалась как пес, сорвавшийся с цепи. Чем ближе я приближался к моему старому приятелю, тем больше ошибок «товарищ» совершал. Мы приближались к участку под названием «Гора» – S-образный поворот под уклон – и я ждал с нетерпением момента лично надрать ему задницу, но тут он внезапно сам не справился с поворотом и съехал с трассы. Хорошая карма.

В гоночном спорте приходилось жить по волчьим законам, что шло вразрез с моим понятием о дружбе и друзьях, которые спасали меня во время пяти лет обучения в школе-пансионате. Ты был популярен в гонках, пока ты был конкурентоспособен, и люди были готовы на любые крайности, чтобы таковыми и оставаться. Однажды я обнаружил, как один водила пытался стащить мой двигатель (!), а одна команда как-то попробовала вывести из строя подвеску. Но и на нашей улице иногда был праздник.

Финальная гонка года состоялась на Snetterton в Норфолке, здесь находилась Летучая Крепость времен Второй Мировой.

Трасса состояла их двух длиннющих прямых участков, которые были соединены двумя жуткими высокоскоростными поворотами и парочкой простеньких. Мне удалось договориться с главным механиком, чтобы тот посмотрел мою тачку. Колин был сероволосым уроженцем Ланкастера, который победил в чемпионате с моим товарищем по команде. Глаза у него были как у мастера Йода, самого мудрейшего джедая из Звездных Войн, и он тщательно объяснял мне, что делать, чтобы победить, если или когда я окажусь на нужной позиции.

- На последнем круге не вздумай возглавить гонку. Кто бы ни шел сзади на второй позиции, он будет греть тебя и прижиматься, и поэтому тебе нужно будет немного снизить скорость… Боже ты мой!

Взгляд Колина устремился на что-то, что было у меня за спиной. - Глянь-ка, она ну просто…ээ…шикарна!

Все еще пережевывая данные мне советы, я глянул на сексапильную блондинку, эффектно вышагивающую по пит-лейну. Кожаная куртка «пилот» идеально подчеркивала ее точеную фигурку. Девушка откинула прядь золотых волос и направилась к нам.

- Это моя подружка Джорджи.

- Да ладно, ты, наверное, шутишь?

Он попал в точку. Я и сам в этот момент не мог поверить, что я не шучу.

Мы познакомились, когда нам было по семнадцать, и она поразила меня с первого взгляда. Я влюбился в нее в тот же день – она из тех девушек, чья улыбка заставляет тебя поверить в то, что на счету у тебя миллионов шесть, не меньше. Мои друзья, да и я сам тогда были тогда страшными неучами и хулиганами, мы проводили дни напролет, играя в регби и выливая воду из ведер на головы проходящих под нашими окнами девчонок, поэтому шансов у меня было немного. Но пару месяцев спустя я набрался смелости и пригласил ее на гоночный ужин – очень гламурную тусовку на открытой площадке при отеле Brand Hatch – где она выиграла грузовую тележку для покрышек в лотерее. Казалось, ей нравилось наблюдать, как каждый раз после очередного заезда моя машина возвращается с меньшим количеством колес. Не знаю, почему…но я думал, что она слишком красивая и добрая для меня. Когда она зашла в помещение, я как воды в рот набрал, не мог связать и двух слов не хуже Неандертальца. И хотя сейчас она была так прекрасна и смотрела на меня, но…

- Ты имеешь в виду — снизить скорость, чтобы победить?

- Правило номер один: чтобы прийти первым, тебе нужно идти следом за лидером примерно на расстоянии длины двух машин, чтобы использовать пониженное сопротивление воздуха. Если ты посадишь кого-нибудь себе на хвост, прижимайся в бок, чтобы не дать ему греть тебя.

Чуть позже за ужином я поделился этим советом с Джорджи. Она внимательно меня выслушала.

- Значит, сегодня ты никуда не врежешься?

- Надеюсь. — Я тяжело вздохнул.

Последующий заезд был своего рода мастер классом драг гонок. Я ввязался в борьбу за второе место, тогда как лидер, воспользовавшись ситуацией, утекал со всей дури. Против своей воли, я немного отстал на скоростном повороте, оставляя между собой и тремя машинами впереди небольшое расстояние. На следующем повороте я несколько рановато затормозил, но затем из всех сил выжал педаль газа.

Я занял позицию за парнем, который резко вильнул влево, чтобы обогнать двоих других, выстроившихся в ряд. Я не стал делать резких телодвижений и чувствовал тяговое сопротивление двух авто, которые гнали бок о бок со мной.

В то время как скорость троих моих соперников едва ли увеличилась, моя возросла вдвое. Я обогнал всех троих в одно мгновение. Они были далеко позади, когда я приблизился к повороту на Esses и я был настолько возбужден, что чуть ли не забыл притормозить.

Лидер гонки был слишком далеко, чтобы попытаться его догнать, но я вспомнил свой опыт на гонке на Cadwell и собрал всю спортивную злость, как и тогда. Я устремился вперед каждой частичкой своего тела и на финальном круге я был на высоте, хотя мне и не хватало совсем немного, чтобы победить. Но тут он сделал ошибку на последнем повороте. Я воспользовался его оплошностью, поддал мощи, и теперь мы уже рядом мчались к финишу. Я обошел его на одну десятую долю секунды.

Весь мир упал к моим ногам, когда я пересек финишную черту первым. Я понял многие ключевые моменты, касающиеся этого спорта. Если бы я чуть раньше попытался обогнать противников, я бы разбился. Если бы я изо всех сил не выкладывался на каждом повороте, я бы потерял ту долю секунды, которая привела меня к победе. Здесь нужно было чувствовать тонкую грань, зная, где можно рискнуть всем, а где отступить. Несомненно, здесь важна была еще и удача, но, по крайней мере, я научился хватать ее за хвост.



Источник: burntire.ru перевод: Maxell

Оглавление

В следующем сезоне мне сопутствовал 100-процентный выигрышный успех. Я возглавлял турнирные таблицы гоночных соревнований, частенько появлялся на подиумах и по результатам сезона был одним из лидеров на Чемпионате Юниоров Vauxhall наряду с такими талантливыми пилотами и прирожденными гонщиками как Марк Хайнц и Джастин Уилсон. Марка спонсировала компания мороженого Nestlé Ice Creams, да и сам он был похож на эскимо на палочке в ореховой глазури: высокий слащавый подросток, усыпанный сотней и тысячей веснушек. Ну, а Джастин, со скоростью метеора приближался к участию в гонках Формулы 1, каким-то образом запихивая своё двухметровое жилистое тело в гоночную мыльницу, чтобы каждые выходные показывать изумительные результаты времени гоночного круга.

Я забросил упаковку сыров и решил заняться изучением права, что занимало большую часть моего времени, свободного от гонок. По мере того как я превращался в сконцентрированного, самовлюблённого удальца, страдали мои отношения с Джорджи. В итоге она нежно дала мне от ворот поворот, а я, полностью поглощённый карьерой, отказывался признать самому себе, что моё сердце было безнадёжно разбито.

Надо признаться, моя удача на треке тоже иссякла к тому времени, и я проиграл заезд на чемпионате мистеру Хайнцу, финишируя вторым вместе с Уилсоном. Но и этого было достаточно, чтобы на отборочном туре меня заметил Пол Стьюарт, сын сэра Джеки Стьюарта. Гоночная команда Пола Стьюарта «ПС-рейсинг» была знаменита одной вещью – где бы она ни принимала участие – победой.

ПС-рейсинг набирали команду и продвигали её по гоночной лестнице под названием Формула Vauxhall Lotus. Они гоняли на толстой резине без протектора, стилизованной крылышками под Формулу 1, которая позволяла максимально увеличить пятно контакта на летном поле, а их двухлитровые движки заряжали авто проходить повороты на скорости не меньше 233 км/ч. Секси детка.

Я проходил первые испытания на Donington Park, сереньком треке в центральных графствах Англии. Череда его плавных, но быстрых поворотов приобрела мировую известность благодаря дерзким обгонам Айртона Сенны на первом круге заезда Гран При 1993 года. Я смотрел его выступление бесчисленное количество раз.

Я окинул взглядом колоритные седельные тягачи, выстроившиеся в ряд на старом брусчатом пит-лейне, и обратил внимание на бело-синюю надпись спереди - ПС-рейсинг. Команда тоже всегда наряжалась в гармонирующую с логотипом синюю форму и имела систематический подход ко всему, что делала. Механики были похожи скорее на молодых врачей, а их рабочая зона выглядела безукоризненно чисто – не хуже операционной. Готов поспорить, ни одна пылинка не слетела с моих ботинок, когда я, с лязгающим звуком, прошелся по их девственному полу.

Грэхэм, или GT, руководитель группы, был молодым парнем с настолько располагающей к себе улыбкой, что сложно было представить скрывающиеся за ней безжалостные внутренние амбиции. За маской розовощекого добряка скрывался настоящий охотник за головами, который испытывал гонщика на предмет глубоких познаний в их нелёгком деле при помощи бортовой системы регистрации данных и сложных вопросов.

«Ты обратил внимание на то, что мы сделали дополнительное отверстие в правом крыле, и благодаря этому у тебя был большой запас топлива? Сколько, по-твоему, кругов уже прошли эти колеса? Как ты думаешь, более жёсткая задняя балка защиты при переворачивании поможет тебе проходить скоростные повороты, плюс если мы уменьшим клиренс и приспособим развал к низким скоростям?»

Грэхэм пользовался бортовыми компьютерами, которые загружали информацию о машине и водителе. Данные были настолько чёткими и точными, что можно было с легкостью проанализировать каждое движение руля, тормозов и педали газа для того, чтобы выстроить идеальный стиль вождения, который в свою очередь должен был уходить глубоко в подсознание пилота.

Лотус разгонялся до 60 миль в час за 3 секунды, чем поначалу меня очень удивил. Живописные виды мелькали, стрелка тахометра зашкаливала, намекая на то, что пора бы переключиться. Но что-то переключилось у меня в голове в тот день, потому что я никогда больше так не ощущал скорость. С момента, когда ты к ней привыкаешь, ничто уже не создает ощущения быстроты.

Холмистый трек на Donington's Craner Curves был создан явно не для слабонервных гонщиков, так как на склоне скорость увеличивалась почти в два раза. Управляя таким авто как Лотус, которого может и занести на повороте, нужно было очень внимательно смотреть в боковые зеркала, особенно на возвышенных участках, ну и вовремя справляться с корпусом, направляя его всегда немного левее из-за особенного развала колес под названием «Старая Шпилька». Когда колёса расставлены на максимальное расстояние, любая оплошность чревата серьёзными последствиями.

Я приготовился для пробега новых шин, чтобы проверить какое время я смогу установить на этот раз. GT сидел рядом, скорчившись в три погибели, положив правую руку на боковой понтон. Если бы я только смог хоть немного его удивить, то мне было бы обеспечено свободное восхождение по лестнице талантов Джеки Стюарта в Ф1. Прошла пара мгновений, и GT тепло мне улыбнулся. В конце концов, как мне показалось, я его победил. Ну, а потом он невзначай кинул мне: «Мы тут недавно смотрели, как гоняет Уилсон по U-образным поворотам. Вот он летает что надо, не то, что некоторые».

Эти слова больно меня резанули. Лучше бы он назвал меня бесноватым тюфяком…

Хрустящий зимний воздух прекрасно подходил для раскручивания движка на максимум. После первого мега скоростного поворота я вылетел на участок Craners и во весь дух помчался вперёд, бескомпромиссный и разъярённый.

Даже на самой высшей передаче обороты движка зашкаливали, я слегка притормозил и направил мою ракету немного правее, имея в запасе еще 5 миль/час. Однако машина мчалась настолько быстро, что я не заметил, как она пролетела над бордюром. Но я держался, продолжая закатывать под асфальт бордюрные насыпи. Пыль стояла столбом, но я знал, что на этом круге я был гораздо быстрее, чем кто-либо еще. Я хотел порвать их всех вместе с их показателями времени.

При заходе на очередной скоростной правый спуск я слишком поздно затормозил и гнал на скорости чуть больше 225 км/ч. Я выжал педаль тормоза до упора. Ещё и ещё. Ничего. Моя скорость была на 100 км/ч больше той, при которой я мог бы справиться с участком. Похоже, я сходил с трека, и когда я третий раз выжал тормоз, машина мчалась уже по траве к гравийной ловушке, подпрыгивая и создавая ощущение полета. Сначала я ударился о заграждения задним левым крылом. Затем меня отбросило, и тачка влетела в ограждение уже передними крыльями, в итоге коробка передач и подвеска были разбиты вдребезги. Ух, вот это поездочка!

Как ни странно, мой организм отреагировал быстро и чётко. Я оторвал руки от руля за секунду до того, как он начал бешено вращаться на 180 градусов; я точно сломал бы себе запястье, не убери я вовремя руку.

Я все объяснил Грэхэму, который даже не взглянул на меня из-за компьютера, когда я только зашёл к нему. «На бордюры наезжал?» - спросил он так, между прочим, хмурясь на показатели моей скорости.

«Ммм..не успел объехать».

«Похоже, колодки отошли».

«Ты о чем?»

Механики недовольно буркнули в мою сторону, когда начали отвинчивать искорёженные остатки от рамы. Гравийная ловушка так и посыпалась на пол их операционной.

«Иногда, когда наезжаешь на бордюр, колодки слегка отходят от тормозных дисков. И тогда нужно прокачать педаль тормоза, чтобы вновь восстановить сцепление и чтобы тормоза снова заработали», он показал мне жестом вверх и вниз, чтобы усилить эффект.

Блин, ну не осел ли я после этого? Такие знания больше пригодились бы мне в начале дня, но именно так бывает на гонках. Ты либо сам доходишь до этого, либо выходишь из игры.

Грэхэм с интересом прикусил губу, когда высчитывал моё промежуточное время, признав, что я оказался бы самым быстрым гонщиком, да ещё и со значительным отрывом. Затем он взглянул на меня и поинтересовался, в порядке ли моя шея. Наверное, он хоть немного, но всё-таки посочувствовал мне.

Структура зимних соревнований была разделена на два отборочных тура, победители которых в дальнейшем выходили в финал на Donington, и победитель, как говорится, получал всё.

Грэхэм дал чётко мне уяснить, что в гонке не бывает друзей и что мне нужно «порвать» всех уже на прогревочном круге. Разница, которая достигалась за счёт нужного разогрева шин и тормозов в первом заезде была очень важна и могла помочь мне пройти в лидирующую группу на квалификационном выступлении.

Я обнаружил одного назойливого японского противника, который все время пытался меня уязвить всеми возможными способами. Он все время тёрся о моё заднее колесо, чтобы сместить меня с трека, особенно на поворотах, и на прямых участках он постоянно грел меня сзади. Обороты зашкаливали, когда задние колёса отрывались от земли. Даже перчатки слетели.

Я дождался момента, когда он будет прямо за мной и со всей дури выжал тормоз так, что он залетел под меня и оказался где-то рядом с коробкой передач, ну а я взлетел в воздух. В итоге, наши махинации образовали пробку позади нас.

Он догнал меня по прямой, немного вытеснил, поравнявшись со мной, и мы гнали бок о бок, притираясь колесами, навстречу очередному повороту. Чтобы повернуть и не плыть по морю песка и щебня на гравийной ловушке, нужно было переключиться на третью и хорошенько затормозить. Япошка зашел с внешней стороны, напористый хрен.

Но я скорее съехал бы с утёса, чем затормозил. Я не отступал. Но и он был хорош, и наши следующие мгновения слились. Его переднее колесо задело моё заднее, и я взлетел над его боковыми понтонами. Мы вращались вокруг друг друга точно как в замедленной съёмке, Матрица, ей богу, и не оставили шансов идущим позади нас машинам, кроме как лететь прямо на нас. Меня не по-детски сплющило, а когда вращающаяся машина пролетала надо мной, её колесо задело мой шлем.

Когда пыль опустилась, я подумал про себя – неужели опять? Я никогда не чувствовал страха, когда участвовал в гонках, поэтому мне нужно было разработать какой-нибудь способ не попадать больше в подобные бестолковые аварии. Я быстренько очистил отметины от шин со шлема – а то меня точно заставили бы приобрести новый – и поковылял к команде.

Грэхэм не очень-то пошутил, назвав меня пещерной обезьяной. По результатам двух квалификационных туров я был на 12 месте в финальном заезде, который предстоял в воскресенье. Обгоны на таких соревнованиях были чрезвычайно редки и вызывающи, таким образом, и мои шансы на победу были слабоваты.

В день финального заезда я приехал на трек очень рано, полный готовности и рассчитывающий на положительный результат. Сэр Джеки внимательно изучил его команду ещё до прибытия гостей и спонсоров, среди которых, кстати, даже были члены Королевской семьи! Вокруг царила преисподняя, и повсюду мелькали красные рожи. Гоночные тягачи поднимали в воздух на стойках и вращали их колеса так, чтобы логотипы Goodyear показывали 12 часов. Повсюду что-то переключали и перепроверяли.

Роланд, механик номер 1 в нашей команде, в очередной раз осматривал днище моей машины. Я притащил ему чайку, а он удивил меня, улыбнувшись.

«Вы, ребята, должно быть, ненавидите меня», - сказал я.

«Да ладно, чувак. Ты здесь, чтобы побеждать. И нам по фигу, сколько ещё раз ты её расколошматишь вдребезги – мы всё поправим».

То, что Роланд был на моей стороне, многое меняло. Он увеличил угол атаки горизонтальной плоскости на переднем крыле, немного приподняв её и ввинтив шуруп в очередное отверстие. Это означало, что я мог легче и лучше выруливать между струями двигателей других гонщиков. Он спросил меня, что я думаю по поводу предстоящего соревнования. Я ответил, что у нас есть шансы на победу.

Через какое-то время меня и моего напарника, действующего ирландского чемпиона Ford Formula Тима Муллена, отвели в специальное место проведения корпоративных собраний и мероприятий. На командном гольфмобиле мы подъехали к маркизе, величиной с футбольное поле, чтобы познакомиться со спонсорами.

Три сотни пар глаз обратились в нашу сторону. Ржаво-красный костюм Тима повидал достаточно, а у меня на груди нелепо смотрелся раскрошенный номер, похожий больше на номер уборщика мусора, чем на значок бетмена. Наконец, появился сэр Джеки, трёхкратный чемпион мира Формулы 1, бывший олимпийский участник в стендовой стрельбе и один из самых неукоснительный и успешных водителей во всем мире.

Одетый в безупречно чистые шотландские клетчатые брюки с острыми загибами, которыми можно было ростбиф отрезать, а также прекрасно скроенный жакет из твида и с милой кепкой на голове, Джеки выглядел точно как помещик. Он еще раз оглядел нас обоих, и его соколиный взгляд упал на меня. Я знал, что за этим взглядом может скрываться и доброта, но только если бы я стоял на подиуме.

Ему озвучили наши стартовые позиции. «Тим седьмой, а Бен двенадцатый после небольшого ДТП во втором заезде». Лучше бы ему этого не говорили.

«Что ж, кажется, вам сегодня придётся хорошенько потрудиться, ребята».

О да, обязательно.

Джеки взял микрофон и произнёс прекрасно подготовленную речь о команде и о формате проведения мероприятия. Нам можно было идти.

Я знал, что мне нужно было произвести на него впечатление, если я хотел остаться в команде, и это означало чуть ли не победу в финале. Я мысленно составил некую карту возможностей обгона, идеального старта и самых быстрых кругов. Правда такие сценарии вряд ли когда срабатывали при непосредственной встрече с врагом, но, тем не менее, подготовка к успеху увеличивало шансы на него.

Я пристегнул ремни, и пока стоял на стартовой линии, ничего другого не оставалось, как продумать снова и снова самое важное: терпение и осмотрительные манёвры. Джеки неспешно прогуливался по стартовой полосе и о чем-то шептался с Грэхэмом, и затем повернулся ко мне и сказал: «Помни, парень, победить гонку можно только используя это – он показал пальцем мне на голову, – а не это – на этот раз он указал мне между ног. Разница между отчаянной смелостью и откровенной глупостью должна быть чётко для тебя определена».

Я очень внимательно слушал совет этого великого человека, но что-то подсказывало мне, что на этот раз мне пригодится как раз, то, что у меня между ног.

Наконец, весь персонал покинул стартовое место, все, кроме Роланда, он держал в руках сигнальное табло. Я почувствовал странное чувство любви к этому последнему человеку, который провожал меня в новый странный мир, это была точно любовь пациента к медсестре. Он был как бы последней ниточкой, связывающей тебя с прошлым миром. Он поднял большой палец вверх и дал старт.

Я посмотрел на других гонщиков впереди меня. По сигналу зеленого флага мы все отправились на разогревочный круг. Машины маневрировали из стороны в сторону, несколько раз настолько ускорились, что чуть не столкнулись друг с другом. Я думаю, все соперники скушали их порцию овсянки на завтрак, голодные бы точно не прошли в финал.

Наконец построение закончилось на финальном отрезке из зигзагообразных препятствий. Я еще раз проверил дроссель и тормоза, чтобы убедиться, что они хорошенько разогрелись, и отправился на своё стартовое место. Ну, ребята, вам несдобровать…

Первая передача. Обороты до 5 с половиной тысяч. Сцепление.

Ярко желтое 5 секундное табло загорелось на сигнальном мостике. Движки заревели. Я на миллиметр прополз вперёд.

Зажглись красные огни и затем, сразу же, зеленые. Я помчался.

Все закружилось вокруг меня; я буквально сорвался со своей полосы и сразу же обогнал двух ребят, которые, как мне показалось, просто ползли по треку, и затем обошёл третьего, сделав опасное переключение передач типа вверх-нейтраль-вверх между первой и второй, и если бы со сцеплением было что-то не так, то гонка на этом для меня бы и закончилась.

Пилоты сплетались друг с другом, выискивая лучшую позицию для захода в первый стремительный поворот. С его внутренней стороны выстроилась целая очередь. Я и ещё несколько пилотов зашли с внешней стороны, я обогнал двоих, но затем немного встрял, так как нас прижимал сбоку зубчатый бордюр, который всегда устанавливают на выходе из поворота. Я гнал бок о бок с ещё одним пилотом, мы не уступали друг другу в скорости на пути к возвышенному участку Craners. Я занимал внутреннюю полосу, но на холодных шинах наши шансы были равны. Он поднялся первым, и я поднимался сразу же за ним. Хм, я был уже шестым, и даже почти пятым.

Мы змейкой пронеслись по последним участкам Donington и мимо заграждений пит-стопов, где Джеки восседал со своими знакомыми VIP. Я был не слишком-то близок к тому, чтобы обогнать парнишку впереди меня, но вдруг он заколебался и рано затормозил. Я не мог не принять такое приглашение и нанёс ему сокрушительный удар. Я промчался по внутренней обочине и проскользнул вперёд, привыкая уже к новому виду из всего четырех машин впереди меня.

Мой японский дружок в его серебряной ракете шел сразу же за лидирующей тройкой. Я пару раз помелькал у него в зеркалах, чтобы дать ему понять, что он следующий в моем меню, но на череде резких поворотов мне приходилось тяжеловато, так как я не на шутку выдыхался, да и машина не очень слушалась руля. Ко всему этому прибавилось ещё то, что финальный участок заезда был необъезженным и грязным, весь в осколках резины разных размеров, поэтому меня немного волочило по дороге. Это напоминало ощущение, когда наступаешь на банановую кожуру.

В какой-то момент на 210 км/ч как раз на этом участке, когда мои штаны уже порядком взмокли, я вдруг вспомнил… терпение. Повороты моего противника были тяжеловаты, и я знал, где-то он ошибется, нужно было только подождать. Мы направились на небольшой возвышенный, но прямой участок Coppice, я кое-где срезал, дав свежему воздуху обдувать крылья, и продолжил погоню.

Мы оба боролись достойно. Я ехал сбоку, в миллиметре от него, всячески прижимая его. Он крайне поздно затормозил, уступая мне его место, но затем сразу же попытался вернуть позицию. Я проплыл к следующему повороту, как раз тому, где мы с ним накануне играли в песочные войны. Я уже прошел 9 кругов, чтобы пройти ещё два и схватить лидера гонки за яйца.

Гонка шла полным ходом, и было все тяжелее и тяжелее обгонять противников, так как пилоты занимали их оптимальные позиции и старались всеми силами их не потерять, но и я не уступал. Лидеры боролись отчаянно за позиции, всячески притесняя друг друга. Да, победитель действительно получал всё.

Я поравнялся с Джастином Уилсоном на третьей позиции. Мне удалось задать ему жару на U-образном повороте McLeans и оставить его позади себя.

Теперь я уже гнал вторым на участке Redgate и обнаружил, что каждый раз на повороте я теряю пару десятых секунды за круг. Мой стиль на поворотах был одним и тем же: «медленно вхожу, быстро выхожу», однако это делало скорость максимальной при входе на прямой участок. Но если машина позволяла, можно было и ехать по принципу «быстро и вошел, и вышел». И как раз это помогло мне получить второе место.

На некотором расстоянии от себя я увидел Марка Хайнца. Мистер Ловкач как-то умудрялся чётко выруливать в этой кровавой борьбе. Конечно, в целом я был быстрее, но догнать его за ту горстку времени, которая у меня оставалась, было практически нереально.

Я выдавал всё лучшее и лучшее время, когда, наконец, сел ему на хвост. Он как-то вяло прошел U-образный поворот. Я не упустил этот шанс. Я ускорился, прижав его с правой стороны на петле по пути на McLeans. Не было времени мешкать, и Марк спихнул меня на траву.

Чтобы повернуть на 190 км/ч, такое дорожное покрытие было совсем неуместным. В момент, когда я сошел с трека, вся жизнь должна была промелькнуть у меня перед глазами, но вместо этого меня наградили панорамным видом логотипа Nestlé Ice Creams. В итоге, я вырулил с обочины, не отпуская педаль газа, и потерял небольшое расстояние, равное длине примерно 5 машин. Он должен был сдаться на зигзагообразных поворотах. Я уже чувствовал вкус победы на губах, когда мы бок о бок гнали на предпоследнем круге.

Только я приготовился окончательно добить Марка, как нам сигнализировали остановиться. Позади нас произошло серьёзное столкновение, и это означало, что гонка приостановлена. Таким образом, этот сраный прохиндей занял первое место, я второе, ну а Джастин третье.

Тут появился GT, сияющий и довольный. «Если ты будешь так же гонять каждый раз в следующем сезоне, то ты порвешь их всех на хрен! Невероятная гонка! Джеки сказал, ты выступил просто отпад».

И вот билет в мечту был у меня в руках. Взяв всё самое необходимое из их бесценного опыта, я мог бы и главный титул завоевать.

Но получилось все, не так, как я рассчитывал. Как сказал потом GT, я был для них «слишком стар», и они взяли Джастина. Но я, вместо этого, в следующем сезоне перепрыгнул в Формулу 3 National Series.

***

Моя машина Ф3 была сделана из прекрасного углепластика. Все, начиная от руля и заканчивая рычагом переключения передач, было в прекрасном состоянии. У нее была замысловатая жёсткая подвеска, как у машин Формулы 1 с четырехходовыми настраиваемыми амортизаторами и целой панелью настроек для их регулировки.

Она реагировала на малейшее движение водителя. Нужно было просто чётко представлять себе траекторию и тактику идеального круга, чтобы сделать все необходимые корректировки, чтобы в свою очередь не потерять те тысячные доли секунды на каждом повороте, которые являются решающими в заезде.

В Ф3 ты всегда был на острие ножа. Здесь рождались величайшие таланты Формулы 1, от Найждела Манселла до Шумахера, и, конечно же, величайшего Айртона Сенны.

Я одержал победу в большинстве заездов с поул-позиции, выдавая свои лучшие показатели и даже установив несколько рекордов. Пора было двигаться дальше и выступать на международных соревнованиях Formula 3 series и потягаться с серьёзными ребятами.

В 1997 году я занял место Хуана Пабло Монтойа в команде Fortec. Ребята гоняли на движках Mitsubishi, которые отлично себя рекомендовали в 96-ом. Руководитель команды утверждал, что я и Брайан Смит (аргентинец!) обеспечим победу в чемпионате без особых усилий.

Но, к сожалению, новая модификация Mitsubishi оказалась полным дерьмом. Брайан, Дарен Тернер, Уоррен Хьюз (который как раз гонял на Mitsubishi), да я смогли завоевать лишь горстку наград.

Приближалось время готовиться к гонке при поддержке British Grand Prix на Сильверстоуне. Как всегда, мой старик был рядом, с пачкой Marlboro в одной руке и секундомером в другой. Он замерял моё промежуточное время на разных секторах и говорил, что нужно исправить.

Он был очаровательным и общительным человеком, но задирал планку выше некуда. Я очень был к нему привязан, но, надо сказать, иногда было сложно быть его единственным сыном или одним из его коллег. Его даже прозвали «Бионический Билл» из-за его необыкновенных способностей работать по 20 часов в сутки.

Имея слабенький движок, вылететь с трека на повороте, в общем-то, было для меня теперь нормальным явлением. Мне едва удавалось дважды проехать трассу без аварий, прежде чем я «побитый» возвращался обратно в боксы и садился рядом с Дэйвидом Хэйлем, моим механиком по прозвищу Mole. Каждый раз, когда мы анализировали мои ошибки, с меня катился пот градом. Все в Формуле 3 было пропитано стремлением добиваться совершенства во всём, в частности в следующем – у водителя должна быть четкая угловая ориентация, если она единожды закрепилась в нем, то никогда уже не покидала его.

Mole приспустил очки и устремил на меня свой пронизывающий взгляд: «Тебе нужна пара минут, чтобы собраться с мыслями, парень?»

Я отрицательно покачал головой. «Давай уладим все это до начала следующего заезда».

Тут я услышал знакомый хриплый голос отца: «Марк Веббер наступает кому-то на пятки…»

Я был приклеен к монитору. «Мы в курсе, - промычал я сквозь зубы. – У меня недостаточная поворачиваемость на медленных поворотах».

«Так почему же ты до сих пор ничего с этим не сделал? Черепаха и та быстрее ползет».

Тут я просто не выдержал, резко вскочил и завопил: «Ну и вали тогда отсюда и кури свои сиги где-нибудь в другом месте! – мы стояли лицом к лицу, - Срать я хотел на твоего Веббера с высокой колокольни!»

Никто не смел разговаривать с ним в таком тоне. Он закипал, мои виски пульсировали. Молчание. Отец медленно покрутил баки. У нас никогда не доходило до драк, но мне, конечно, досталось бы, если что.

«Покажи им всем, на что ты способен, сынок». С этими словами он ушел.

Пару дней спустя в рамках рекламной кампании я встретился с Ури Геллером. Оказалось, что он страстный фанат авто, что было для него, - как для человека, который всё портил, к чему бы ни прикасался, - опасным хобби. Я заехал к нему в особняк на Темзе. У него был Кадиллак 76 года, покрытый 5 тысячами согнутых ложек. Он был приятным парнем и делал чертовски хороший кофе.

Ури не только сгибал ложки, но и каким-то образом умудрился создавать другие причудливые формы, какие я мог представить лишь в голове, например, сломанная стрела с крестом на кончике. Он здраво рассуждал по поводу спортивной психологии и был поражен моими проблемами, связанными со спонсорством, и поисками соревнований, по результатам которых я мог бы попасть в Формулу 1. Он вызывал в воображении образ, который я много раз вспоминал с тех пор, когда был в депрессии: «Все мы находимся внутри бутылки, которую уносит течением самой могущественной реки по имени судьба. Берег слишком далек от нас, но мы можем подталкивать бутылку в нужном направлении, если будем биться о нее. И хотя наши усилия ничтожны по сравнению с силой потока, который нас несет, мы все равно можем задавать себе направление: упорством».

Я верю, что мой берег ждет меня.

Я позвонил маме перед гонкой. После того, как она проболела за меня в первом сезоне, больше лично не появлялась на выступлениях.

«Привет, мам, я сегодня был у Ури Геллера».

«Ты его очень расстроил, ты в курсе?»

«Отца-то? Знаю. Это всё его критика…»

«Он очень тобой гордится. Наверное не говорил тебе, но он наблюдал за тобой весь день и сказал, что на самом быстром повороте Maggie ты был самым отчаянным и храбрым, сынок…»

Я тяжело сглотнул. Ну я и мудак.

«Здесь храбрости не достаточно. Может Ури противникам поршни погнет… Отец придет на гонку?»

«Не думаю. Он не хочет, – она вздохнула, - вы оба слишком похожи».

Ури приехал на Гран При как раз, когда мы отмечали день рожденья одного моего товарища по команде за пару часов до старта. Отец Брайана попросил его согнуть нож, которым мы резали торт, а затем вытерли остатки торта о внешнюю сторону выхлопной трубы на счастье. Ури пошёл на трибуну, мы проводили его улюлюканьями наших сигнальных гудков.

Гонка началась. Брайан и я делали все возможное, чтобы произвести впечатление на присутствующих на гонке представителей команд Формулы 1, но вдруг у Брайана начались проблемы с электрикой и он отправился на пит-стоп к своему лучшему механику Джо Бремнеру.

«Что, блинн, еще стряслось?»

Выхлоп его машины не то, что погнулся или треснул, он полностью раскрошился – но только в тех местах, где Ури прикоснулся своим ножом. Я не верю в фокусы, но ни один из механиков никогда не видел ничего подобного.

После этого мы никогда не встречались с легендарным сгибателем ложек.

Пару лет я провел, скитаясь по Европе и Америке, шлифуя своё мастерство вместе с такими действительно великими пилотами, как Скотт Диксон и Такума Сато. Скотт в итоге стал королем Indycar Racing. Когда мы были партнерами в Indy Lights, он был единственным Новозеландцем, который мог нажраться до невменяемости. А еще он мог включать стальной взгляд за доли секунды, я считал.

Еще одним моим партнёром был Такума Сато, протеже команды Хонда Формулы 1, хитрый, жилистый, абсолютно бесстрашный японец. Он выигрывал международные соревнования Ф3, а я пришел вторым на Marlboro Masters World Series в Зандфорт, Нидерланды. Такума опережал меня в квалификационных зачетах на сухом покрытии, но, когда мы проходили соревнования в Бельгии, я был гораздо быстрее на мокром покрытии. Моя машина была настолько хороша, что я был единственным водителем, который на предельной скорости проходил знаменитый скоростной поворот Eau Rouge. Когда гонка начиналась, пропитанный влагой трек очень быстро становился невидимым из-за тысячи брызг, летящих из-под колес. Такума вырывался вперед и был первым, кто мчался навстречу Eau Rouge…

Бойо, главный механик Таку, взгромоздился на крыше ремонтного пункта, забросил карту кругов и спешно шептал по радио связи: «Аккуратнее, Таку, не надо…»

Дождь шел гораздо сильнее, чем во время испытательного круга. На очередном повороте Таку задел окрашенный бордюр, не затормозив, затем влетел в огромную лужу, аквапланировал, развернулся на 180 градусов и врезался прямо в заграждение из шин. Это было смело, за это я его так сильно любил.

Моих выступлений было достаточно, чтобы вызывать интерес пары команд Формулы 1, и я выяснил, как можно было попасть на тестовый заезд команды Arrows. Это был тот самый скачок вперёд, которого я ждал с самого первого дня в гоночном спорте. У меня не было менеджера, поэтому на встречу пошел мой старик, чтобы внести деловую струю в это отчаянное предприятие.

Мы отлично поболтали с какими-то ребятами из их коммерческого отдела. Мы потягивали чаёк и хрустели печеньками, пока, наконец, не пришло время разобраться с денежным вопросом. Итак, тестовый заезд был у меня в кармане за разумную цену в полтора миллиона долларов.

Я постарался не подавиться чаем в тот момент и подумал, сколько же у них стоит стать членом команды. Я был в шоке от собственного невежества в финансовой стороне таких вопросов. Спонсоры, которые до сих пор поддерживали меня, точно поджав хвост дадут дёру, услышав подобные цифры.

Но у меня был запасной план. Он сработал у Михаэля Шумахера, может, он сработает и для меня.



Источник: burntire.ru перевод: Maxell

Оглавление

Два миллиона зрителей наблюдали за гонкой в 1903 по краям дороги от Парижа до Бордо. Двести семьдесят пять пилотов с грохотом проносились по подъёмам и спускам долины в гонке за славой с полным пыли и грязи лицом; ее прозвали «гонкой смерти» после многочисленных летальных исходов на трассе длинной в 351 милю.

С тех пор роуд рейсинг прикрыли, однако сохранилась его задача – измерять продвижение дизайна во время соревнований.

Автомобильный клуб de l'Ouest в ответ на это открыл частный трек Гран При в городе Ле-Ман в 1906 году и затем в 1923 – круглосуточную трассу по главной дороге в Мюлзан и обратно через Арнаж.

Маршрут от Арнажа был позднее немного изменён, чтобы захватить последовательность нескольких жутких виражей, где удачное выполнение предыдущего поворота определяло исход последующих. Резкий подъём с импровизированными зигзагообразными препятствиями для замедления скорости выводил на короткую прямую, где можно было немного расслабиться и кинуть взгляд на пит стопы, а затем умчаться на очередной круг, с педалью газа или тормоза в пол – ведь от этого зависела твоя жизнь.

Я приехал в Ле-Ман в 1997, чтобы провести предварительные испытания турбированного Porsche GT2 с 600 в л.с. для очередных 65-ых испытательных выездов. К обеду машина была готова, и я, быстрый как ветер, гонял по треку на Dunlop, под мостом, вниз на шпильки на ошеломляющих скоростях, сворачивал левее и затем змейкой проносился навстречу слепым подъёмам.

Tertre Rouge был не просто шалостью. На прямом участке в Мюлзан, длиной в 4 мили, мне приходилось воспользоваться древнейшей схемой – на четвертой передаче раскручивать движок до максимума. В восьмидесятые у 356-ых Porsche здесь сносило башню – они разгонялись до 256 миль/час, пока мастера не установили зигзагообразные препятствия. Я поскромничал, и со скоростью всего 194 мили/час рывками пролетел через препятствия с урчанием в животе и вырвался из них, подпрыгивая на хвосте. Я все ещё изучал трек, круг был всего 8 с половиной мили, и мне хватало 10 минут, чтобы три раза его проехать. Вдруг я заметил клубящийся с верхушек деревьев черный дым.

Я следил за ним до поворота на Мюлзан, самого медленного участка трека, с искривленным углом торможения, приветствующий смелых и ловких справиться с ним и взвиться вверх на кольцевой развязке, где неподалеку всегда тусовались местные зеваки с фотоаппаратами и леденцами в зубах. Видал я их пару раз.

Мой Порше немного подскочил, зацепившись о край желто-голубого бордюрного камня, но я успел вовремя притормозить, чтобы не вылететь за него. После этой небольшой заминки я вновь выжал газ, разворошил пламя в турбинах и устремился навстречу к самому скоростному повороту Индианаполис, который когда-либо был сооружен в мире, на предельной скорости 202 мили в час. Дым вновь дошел до меня, и его было слишком много, чтобы это был дым от шашлыков. У меня душа ушла в пятки. Я развернулся на Арнаж и направился к участку Porsche Curves.

Здесь дым был повсюду, в основном горели деревья, но тут уже работали пожарные, отчаянно борясь с рассвирепевшими огненными шарами. Куски кузова валялись неподалеку на траве с чем-то, что не было частью авто и, лучше бы я этого не видел, это были останки шлема, принадлежавшие молодому французскому гонщику по имени Себастьян Энжолрас, который погиб за несколько минут до моего приезда.

Нас сразу же удалили с гонки, и с тех пор прошло 4 года, прежде чем я смог продолжить свое нелегкое путешествие.

На протяжении всей моей карьеры у меня не было ни одного спокойного момента. Я должен был участвовать в заезде на Donington, прототипе трассы в Ле-Ман, самой высшей категории после GT. Машина, на которой я хотел ездить, Ascari, принадлежала южно-африканскому пилоту Вернеру Люпбергеру. Это была серебряная стрела с воздухозаборником, похожим на жабры акулы, с острым, как бритва носом и множеством спонсорских наклеек по бокам. Она была надежной, быстрой и чертовски сексуальной. Моя же машинка была светящегося оранжевого цвета, усыпанная черными прямоугольниками, которые удачно маскировали бортовые ленты, соединяющие части кузова.

Вернер возглавил заезд Международной Автомобильной Федерации мирового чемпионата спортивных автомобилей. Однако на одном из кругов его движок сдох. У меня тоже были проблемы с зажиганием, и моя машина подвела меня на том же повороте, поэтому мы отправились на пит вместе.

Вернер был шоколадного цвета, с ёжиком на голове и сильным африканским акцентом. Он был в прекрасной физической форме. Пока мы болтали, он упомянул, что Ascari собираются проводить небольшие соревнования, чтобы подобрать ему товарища по команде. Он предложил мне поучаствовать в них.

Команда принадлежала Клаусу Цварту, настоящему гению инженерии из Голландии, который заработал свой первый миллиард в нефтяной промышленности. Клаус был лысым, загорелым непоседой.

«У меня сейчас 20 парней на примете, некоторые из них пилоты Ф1, но никто из них не может хоть как-то составить Вернеру конкуренцию по скорости в Ascari. C чего вдруг в моей команде мне нужен именно ты...?»

Я ответил, что реально могу выигрывать заезды, что я был единственным, кто заставляет Вернера понервничать на треке, и что никто не будет работать усерднее, чем я. Клаус поверил мне на слово и организовал для меня оценочные испытания. Моя следующая остановка – Барселона!

Здесь даже в 7 утра жара давала о себе знать. Главный механик Ascari, Спенсер, серьезно оглядел меня при первой встрече. Его рабочая зона была безукоризненно чиста, каждый гаечный ключ, каждый винтик был на своем месте. Первым делом я спросил его о настройке педалей.

«Вот как Вернер настраивает педали. Я думаю, и для тебя сгодится то же самое».

На треке de Catalunya имелось несколько чрезвычайно скоростных поворотов, которые я когда-либо проходил. В основном, конечно, один поворот плавно переходил в другой, так что можно было немного передохнуть. Я наблюдал за тем, как Вернер на скорости 210 км/ч выходил из скоростного поворота на прямую. За следующие 300 метров с тапкой в пол, он разогнался уже до 290 км и искусно маневрировал на поворотах. Затем он пригнал на пит и, наконец, мог перевести дыхание. Он был застегнут ремнями до пояса, и то, как он высвобождался из них, напомнило мне эпизод из фильма про Rocky Balboa со Сталлоне в главной роли. Вернер жадно набросился на воду.

Я прыгнул в авто на его место, до упора затянул ремни и оглядел множество переключателей и светодиодных индикаторов, расположившихся на приборной панели. Я завел двигатель и услышал наипрекраснейший рык V10. Движки Ascari LMP Judd выпускались с мощностью 650 в л.с. Без гидроусилителя руля управление этой девочкой было настоящим рукопашным боем.

Пока на первых кругах я клал стрелку тахометра, Вернер отдыхал и наслаждался представлением. Ascari настолько быстро ускорялась, что приходилось так же быстро переключаться, насколько позволяла реакция моей правой руки. На 290 км/ч ветер безжалостно врывался в открытую кабину пилота и пытался снести голову.

Чтобы затормозить на высокой скорости гигантскими карбоновыми тормозными дисками Формулы 1, нужно было в прямом смысле встать на педаль тормоза. Я прикладывал вес всего своего тела, чтобы увеличить давящее усилие. К концу 20 круга я уже не чувствовал правую ступню.

Чем быстрее я нырял в повороты, тем тяжелее становилось управлять автомобилем. Это напоминало бокс – после десяти раундов я уже буквально висел на канатах. Мышцы на руках забились молочной кислотой и жутко болели, искушение ослабить хватку руля было велико, но это означало либо снижение скорости, либо встречу с какой-нибудь стеной. Ммм… я влюбился в этого зверя.

Когда я вернулся на питлейн, сразу же появился наш гоночный техник и встал перед машиной с планшетом в руке. Брайан отличался жилистым телосложением, а еще носил усы как у Дика Дастардли. «Ну как тебе?»

По всему моему виду было понятно, скольких усилий мне стоила эта поездка. Моя грудь тяжело вздымалась, и я был весь потный насквозь. «Эта машина… просто невероятна… Это лучшее, на чем я когда-либо ездил».

Вернер поинтересовался, что я думаю по поводу управляемости по сравнению с Формулой 3.

«Ф3 и рядом не стояла!»

«О да, чувак, - ухмыльнулся он, - Погоди, мы на них поставим новую резину, она еще больше утяжелит тачку».

В конце дня Брайан вынес свой вердикт относительно моего выступления. В отличие от чётких метрономических показателей Вернера мои показатели скакали, но я был первым пилотом, из всех, кого они тестировали, чья скорость была наиболее близкой к скорости Вернера на старой резине. Место в команде было у меня в кармане. Я подписал с ними контракт.

Чтобы максимально набрать скорость до достойного уровня скоростей на трассе в Ле Ман, приходилось работать на пределе сил и выдержки. Это ознаменовало начало совершенно нового режима моей физической подготовки.

Я проводил ежедневно по 4 часа в спортзале, тягая тяжеленные гантели самыми различными отвратительными способами – то прикладывая их к голове, то бегая с ними или поднимая и опуская их до тех пор, пока я едва мог поднять карандаш. Затем я бегал или плавал часами, чтобы выработать максимальный энергетический запас.

Мысленно возвращаясь в деньки кожаных шлемов и защитных очков, я понимал, что такая гонка на выживание была совершенно из другой оперы. Когда Дункан Гамильтон выиграл заезд в Ле Ман в 1953, он был настолько пьян, что на пит стопах, чтобы он хоть что-то мог вообще соображать, команда поила его крепким кофе. Но он плевался и не принимал ничего кроме бренди.

Сейчас Ле Ман для меня был круглосуточным спринтом. Машинам тоже приходилось нелегко, они переносили тысячи переключений скоростей, миллионы оборотов движка и подвергались любого рода перегрузкам. Ни в коем случае нельзя было сломать или повредить что-то, но и остановиться или снизить скорость тоже было просто непозволительно. Пилоты чередовались, и каждый старался выжать из них максимум. Каждый круг был для нас квалификационным. Физически и умственно мы были готовы к тому, чтобы на каждом заезде полностью выкладываться, и это делало каждую гонку нескончаемым сладостным испытанием.

Адская смесь опытных любителей и профессионалов гоняла на равных друг другу, но вместе с этим на совершенно разнообразных болидах – начиная от Ferrari и Porsche GTs, которые напоминали летающие тарелки с мощностью 700 л.с.; их называли «предсерийными моделями» или «опытными образцами».

Что касается Audi, их техническая надёжность непосредственно определялась темпами их развития. Если раньше на замену коробки требовалось несколько часов, то теперь они установили усовершенствованную КПП вместе с шарниром подвески, проблемы с которой решаются минуты за 4.

В 2001 шли проливные дожди по 19 часов в сутки, и рой машин, проносящийся по прямым участкам, напоминал камушки, которые бросают вдоль поверхности воды, чтобы они подпрыгивали как лягушки.

С полуночи до четырех утра я «зубрил» - ездил 8 миль по треку, ухитряясь избежать крушений каждый раз, когда сбавлял обороты.

Во время моего первого посещения Ле Мана, мне посчастливилось всего лишь покататься ночью, а затем без передышки на сон днём. Команда сняла колеса и поставила новые шины на красные от жара диски, пока я находился в машине. В то время как топливный шланг щёлкнул и начал качать бензин, я почувствовал, как холодная жидкость течет по спине прямо мне за шиворот и в штаны.

Я нажал на кнопку радиопередачи. «Кажется, у меня по спине бензин течёт».

Датчик горючего не показывал ничего из ряда вон выходящего, но спина у меня уже утопала в ледяной жидкости.

Времени на болтовню не было. Кроме того, я и сам сначала не поверил, что такое может произойти. Я отъехал, и сначала моя кожа начала слегка покалывать, а затем стала сильно жечь. Все, что происходило, мне не приснилось. Пришлось вернуться обратно на питлейн. Вернер находился в нашем командном автобусе, внимательно рассматривая волдыри у себя на руках, и он был первый, кто заметил мою подпаленную задницу.

«Эй, у тебя всё в порядке, мужик? Тут у нас жаркая попка, да?»

Через несколько часов опять была моя очередь быть за рулем. Капли дождя, размером с мяч для гольфа, оставляли на воде сотни маленьких взрывов. Пока я ждал, меня заметил какой-то журналист около гаража и сказал: «Страшно вам, наверное? Вы ведь здесь впервые, не так ли?»

«Не могу дождаться, когда, наконец, прокачусь, дружище, - сказал я, бегая на месте. – Вот так вот».

Скорей всего, он записал меня в строй неопытных новобранцев.

Управляющим командой был Ян Досон, который выбил себе зубы на соревнованиях Lotus Formula 1 еще во времена Колина Чэпмена. Чтобы не забывать о том времени он носил какие-то особенные ретро усы. Ян подошел ко мне, взял один из рупоров и взвизгнул прямо мне в ухо: «Здесь идут ужасные проливные дожди. Гарри только что три раза занесло и развернуло на 360 градусов на прямом участке всего лишь на 260 км/ч. Он скоро уже возвращается с круга. Нам, чертовски, очень повезло, что машина ещё цела. Мы выступаем семнадцатыми. У нас еще полно времени, так что расслабься».

Его голос был то тише, то громче. Мне пришлось отдуваться за всех и выслушивать его.

Перед гаражом столпились ребята из Ascari. На лицах у них были огнестойкие маски, но все равно я смог узнать Дона, этого сумасшедшего Новозеландца, который почесывал себе нос, большого Дейва с топливным шлангом в руке, Спенсера, разогревающегося перед заездом.

В любой момент могла прийти моя машина, и у меня было всего 20 секунд, чтобы забраться, пристегнуться и завестись.

Каждый из ребят имел свои особенные крайне важные обязанности, и они понимали всю ответственность, возложенную на них. Заправщик должен был запихнуть топливный шланг в бак одним чётким движением. Это только на первый взгляд было просто. Но если бы вдруг что-то пошло не так, он мог поджарить всех участников команды.

Механики по обслуживанию колес повторяли одни и те же движения снова и снова, поэтому им удавалось выполнять свою работу идеально, не повредив ни разу ни одной колёсной гайки. Если кто-то из нас совершал малейшую ошибку, это стоило пόтом и кровью отвоёванных секунд на треке.

Наконец, появилась моя машина, нереально красивая, выплеснула с себя струи воды. Гарри Тойвонен справился с ремнями и выпрыгнул. Я протиснулся мимо него и занял его место. Мой костюм сразу же вобрал себя влагу от дождя, и я сидел как в луже – мне было тепло и сыро.

Гарри поднял защитный козырёк шлема и стал помогать мне с ремнями безопасности. Лицо у него было красное, дыхание тяжелое, и глаза вылезали из орбит. Я поднял оба больших пальца вверх, чтобы показать ему, что со мной все в порядке и дальше я справлюсь сам.

Наконец, мне дали сигнал стартовать. Я был наготове, чтобы нажать на кнопку зажигания, и завел мотор. Первая передача уже стояла. Прикосновение к педали газа откликнулось диким рёвом – моё чудовище проснулось. Я проскользнул в предохранительной муфте сцепления и затем рванул в ночь.

За доли секунды я промок до нитки. Небо извергало потоки дождя, который хлестал меня по лицу, когда я совершал новый манёвр. После того, как я проскользнул под мост на Dunlop, я мог разглядеть размытые огни колеса обозрения и случайные вспышки фотокамер. Только самые стойкие фанаты выдерживали такое.

Я прибавил скорость, вскоре фары прорезали в темноте очертания пятидесяти-метрового тоннеля. Я ускорился от Tertre Rouge на третьей передаче и устремился к прямому участку на Мюлзан, изучая наличие соперников, выискивая на пути лужи. Ничего не было видно на блестящей от дождя поверхности.

У меня не было и малейшего представления, где у Гарри были проблемы. Если бы я совершил подобную оплошность, возможно, мне бы не повезло как ему. Я приближался к первым зигзагообразным препятствиям, внимательно изучая обочину за заграждениями Armco, пытаясь найти что-то, что могло подсказать мне, где он тормозил: какое-нибудь дерево или дыра в стене.

Я повернул правее, затем пожалел и вернулся в исходное положение, так как машина начинала скользить на воде. У меня внутри всё сжалось, когда колеса потеряли контакт с землей. Мне удалось побороть искушение скорректировать руль или сильнее затормозить, я ждал, пока машина «приземлится». Когда обороты пришли в норму, я понял, что худшее позади.

Я осторожно ускорился, возвращая машину в положение по центру трека, коротким движением переключился на пятую, и продолжил движение в мертвой тишине.

Левой стороной я зацепил поток воды на скорости 150 миль/час. Все четыре колеса потеряли сцепление, и метров 100 я находился в свободном полете. Зад Ascari понесло вправо, я развернулся на 180 градусов и несся навстречу обочине. До столкновения с ограждениями Armco оставалось 4 метра, чего маловероятно можно было избежать. В лучшем случае – разбитая подвеска, а в худшем…

Срочно нужно было что-то предпринимать.

Я перестал корректировать скольжение и резко вырулил в другую сторону, чтобы избежать вылета на обочину. В тот момент, когда колеса уже почесали по белой разметке края трека, лужи отступили, и машина немного выровнялась. На прямой Мюлзан было два участка с зигзагообразными препятствиями, чтобы не давать пилотам разгоняться до 250 миль/час. Бог Дождя, похоже, захотел трижды унять их пыл, но я не отступал, я знал, где этот участок и как его пройти.

Я поехал дальше, смакуя то ощущение, которое испытываешь, после того как находишься на волоске от опасности. Я подумал, что лучше не буду упоминать о случившемся команде. Я решил не переключаться на шестую, потому что, не убедившись в отсутствии луж, я не мог газовать достаточно долго для переключения. Машина громыхала на пятой, а я считал секунды между большими лужами, составляя мысленную карту отрезков трека, чтобы на следующем круге пройти этот участок быстрее.

После первого круга я пришёл к выводу, что прямая на Мюлзан сильнее всего пострадала из-за дождя, таким образом, я начал в соответствии с этим корректировать своё выступление. Я не терял бдительность, но машина жила иногда своей собственной жизнью. Мы слились в единое целое.

Команда молчала, да и до пит стопов было далеко. Я был один, но скучать не приходилось, я находился в постоянной борьбе с бешеным ночным миром Ле Ман, полным дождя. Я уже немного освоился и старался не упускать шансы, обгонял одну машину за другой, запоминая очертания задних фар соперников, выискивая знакомые силуэты машин в клубах выхлопа, которые размывали их образ.

Гонщик впереди мог быть пилотом такой же быстрой модели как у меня, а мог ехать со скоростью 100 миль на GT. Он мог быть в ударе и гнать на пределе, или засыпать на ходу, или просто ссать от страха.

Я давал о себе знать, когда потоки воды из-под моих колес заливали с ног до головы и кабину, и пилота. Самым опасным было греть такого же лихача, как и я, и одновременно быть преследуемым парой GT-шек послабее.

Каждая клеточка моего тела требовала осторожности. Но переборщить я тоже не хотел, а то так и трясся бы до скончания веков. Лучше всего было рискнуть, пронестись мимо них и спокойно ехать дальше. Я уже собрался обогнать одного парня впереди меня, как раз в тот момент, когда он собрался с духом сделать то же самое с соперником впереди него, которого мне не было видно. Он подрезал меня, зацепив сбоку и вытолкнув меня на траву на выходе из поворота. Я отомстил ему чуть позже на следующей порции зигзагообразных препятствий, обогнав и оттормозив его, оттесняя к двум столкнувшимся GT-шкам. Да, это был кровавый бой.

Я не имел права упустить свой шанс, как, впрочем, и любой из нас. Пролетая круги, я заметил, что на отрезке на Мюлзан появилась еще одна лужа, и мне пришлось рассчитать новую траекторию проезда этого участка на этот раз без взлетов. Я и не заметил, как пролетел час. На приборной панели загорелся датчик малого запаса топлива, поэтому я переключился на запасной бак с топливом, чтобы без проблем добраться до пит стопа.

Я аккуратно двигался по внутреннему кругу, я понимал, что осторожность здесь не будет лишней, так как и пит лейн мог тоже быть затоплен. В тот же день несколькими часами ранее я наблюдал, как один лихач столкнулся с уже разбитой GT и протащил её несколько метров по гравийной ловушке прямо у заезда на пит стоп. Он пытался всячески избавиться от нее, но ему пришлось покинуть машину и завершить гонку, находясь всего в паре метров от команды механиков, которые были уже не в силах ничем ему помочь.

Я змейкой проскользнул между ограждениями, притормозил и включил ограничитель скорости. Движок Ascari трещал и громыхал не хуже пулемета, и когда я прибыл, наш пит стоп был весь в зарослях топливных шлангов, участники других команд также толпились здесь.

«Колеса не меняем, они идут просто замечательно, просто проверьте, всё ли с ними в порядке, ладно?» Спенсер нырнул вниз с фонариком и буквально через пару секунд поднял оба больших пальца вверх. Зная, какой он перфекционист, можно было не сомневаться, что все отлично.

Атмосфера вокруг была пропитана напряжением. Ян на вид был не по-детски загружен. Может, мне нужно было стараться лучше?

«Ну, как у нас дела? Все нормально?» Не дав Яну ответить, Клаус наклонился к кабине пилота: «Не гони, мать твою, так. Твоя тачка самая быстрая на треке. Будь осторожнее там, ради Бога».

Тут показался Брайан из-за кучи своих компьютеров и датчиков и спокойно объявил по радио: «Ты на 4 месте. Ты обогнал лидирующую группу и сейчас отправишься на главный круг».

Обогнал лидирующую группу. У нас был пропуск в большую лигу. Не было времени на раздумья. Свист, шквал, рёв – через мгновение меня и след простыл. Все надежды команды Ascari на соревнованиях в Ле Ман теперь были на машину под номером 20.

Мне не терпелось вернуться в гущу событий, проверить, все ли лужи на месте, словом, влиться в привычный для меня ритм.

Через сорок минут по краям трека начали мигать жёлтые предупредительные маячки, к которым можно было отнестись несерьёзно где угодно, но только не в Ле Ман. Я пристроился за одним из гонщиков, и мы вместе поехали до тех пор, пока не нагнали машину безопасности.

Мы поехали за группой пилотов, которые уже следовали за ней, с педалью тормоза практически в пол, опасаясь сложиться в гармошку. Я надеялся, что ребята, идущие за мной, проделают то же самое. Некоторые водители постоянно виляли из стороны в сторону, чтобы поддерживать температуру колес, что, в общем, было глупо на мокром покрытии, чего доброго еще развернет на 30 милях в час.

Я хотел поскорее уже проехать этот участок, вернуться на рестарт подальше от этой возни. Я боялся, что кто-то точно мог выскочить откуда-нибудь сзади с криками банзай! и уничтожить всех своих противников одним махом.

Когда мы проезжали широкий освещенный прожекторами участок, я узнал бывшего пилота Формулы 1 Марка Бланделла в модели MG прямо передо мной. Он мог помочь расчистить путь.

Я внимательно слушал, что объявляли: «Машина безопасности убрана, зеленый, проезжаем, проезжаем, проезжаем…»

Мы скользили по прямой мимо неподвижного Porsche GT. Я отлично ехал, пристроившись за Бланделлом, не упуская из виду его задние фары в надежде узнать, куда же он, чёрт возьми, свернет на перекрестке. Но я устал ждать, обогнал его и на первом же повороте сделал ещё две GT.

Пора возвращаться в привычную рутину. Дождь неутомимо хлестал. Лужи то распухали, то исчезали, за ними уже сложно было уследить. Каждый новый круг отличался от предыдущего. Я пытался каждый раз усовершенствовать мысленную карту, скользя в этой неразберихе и находясь как будто во сне. Я замыкал лидирующую колонну Audi.

Ascari придала мне уверенности в дождь, но ребята в Bentley coupe с закрытой крышей не очень-то этому обрадовались. Их лобовое стекло полностью запотело, и Гай Смит вёл машину практически вслепую. Из-за дождя 11 человек были дисквалифицированы, и целая толпа раненых тащилась с трассы.

К 4-ем утра мне полегчало. После четырех часов на огненном сидении я начал приближаться к завершению своей порции драйва в Ascari на сегодня, когда внезапно что-то в ней испустило дух. Двигатель стал давать пропуски зажигания. Мой зверь резко потерял скорость. Я переключился на запасной топливный бак. Ничего. Движок умирал.

Я был далеко до пит стопов. Ascari еще пару раз дёрнулась, но в итоге окончательно заглохла на Индианаполисе. Я максимально прижался к обочине, по радио передатчику связался с командой и принялся за дело. Если бы я мог вспомнить, чему учили меня Спенсер и Вернер во время наших бесчисленных технических занятий, я был бы спасен. Я схватился за экстренный набор инструментов, и в тот момент слова Спенсера звенели у меня в ушах: «Если это не поможет, значит, пришел пиздец. Поэтому тебе придётся постараться».

Я оторвал изоленту, достал маленький фонарик и полез проверить, все ли предохранители были на своих местах. Да, были. Я отключил бортовой компьютер, мозги движка, вставил новую материнскую плату и перезагрузил его. Дудки! Я вернулся к радиоприемнику: «Бортовой компьютер не работает. Есть какие-нибудь соображения?»

«Минуту погоди». И затем после длительного молчания: «Мы идем к тебе. Оставайся на месте».

И что мне нужно было делать?...

Должно же было быть хоть что-то, что я мог сделать. Я взглянул на огромный плазменный экран на другой стороне трека и увидел, как у мелкого япошки были такие же проблемы. Он уставился на свою машину и, не снимая шлем, усердно объяснял что-то своей команде по крошечному мобильнику. Через минуту он резко зажестикулировал, со всей дури бросил телефон на землю и обеими ногами растоптал его вдребезги. Да, такая ситуация не могла не расстраивать.

Люди в оранжевых костюмах требовали, чтобы я покинул машину, но если бы я отошёл от неё, это могло быть воспринято как «покидание», и нас исключили бы из гонки. Вскоре прибыли Ян и Спенсер, но им не удалось обнаружить поломку.

В последней отчаянной попытке я включил первую передачу и рывками пропрыгал метров 20, но в итоге сдался. Мне показалось, что даже судьи немного расстроились такому исходу событий. Наша гонка на этом закончилась.

Это было просто невыносимо. Хоть на пит стопе нас тепло встретили.

Ребята проделали колоссальную работу, особенно Брайан. Его глаза-бусины совсем потемнели. Он был из тех, кто отчаянно следит за развитием событий, и он ещё долго пересматривал съемки после того, как все разошлись. Он заставил меня посмотреть результаты. «На одном из кругов ты на 10 секунд опередил лидера заезда. На ДЕСЯТЬ! Офигеть, потрясающе. Похоже, это хренов бензонасос перестал качать. Какой-нибудь сраный проводок отошел, ну, в общем, ручаюсь, какая-нибудь мелочь всему виной».

Услышав, что мы обошли лидеров на такое время, внесло ещё больше расстройства, но ничто так не удручало как то, что пришлось завершить гонку.

На следующий день Audi продолжили свой безупречный путь к победе. Наша команда погрузилась в сон. Но мне всё не спалось. Когда, наконец, мои веки сомкнулись, белая пунктирная разметка на дороге в Мюлзан всё ещё мелькала у меня перед глазами на скорости 200 миль в час.


Источник: burntire.ru перевод: Maxell

Оглавление

После того, как улеглась пыль ЛеМана, я начал переговоры с несколькими крупными заводскими командами (командами от фирм-производителей автомобилей) о возможности моего участия в них как пилота на следующий год. Мне даже любезно дали понять, что обо мне «говорили с большими шишками из Формулы 1». Бэн - это слово всего лишь из трёх букв, так что считай, я был уже там.

Однако, Аскари удачно оставили меня на следующий сезон, для участия в программе, включавшей две из престижнейших гонок спортивных автомобилей: «Ролекс 24 часа Дайтоны», и затем, «12 часов Себринга».

Я решил, что пришло время сделать решительный шаг, и ушёл с основной работы. В то время между гонками я работал брэнд-менеджером в компании «Скейлэкстрик» (британский производитель игрушечных наборов для автогонок), что зачастую значило гонять по 5 часов в день игрушечные машинки по мини трекам на пределе возможностей. При этом было очень интересно придумывать новые идеи для игрушек. Я даже сотворил прорыв, предложив набор для Скейлэкстрик в стиле Барта Симпсона, хотя конечно, при этом возникли некоторые проблемы с разработкой супер-притягивающих магнитов, которые позволяли бы игрушечным машинкам двигаться быстрее скорости света. Впрочем, моим друзьям всё это очень нравилось, они дразнили меня «самым миниатюрным гонщиком в мире», будто все мои прошлые достижения были пустым звуком.

Однако, этот игрушечный гонщик даже не представлял себе, что такое Дайтона, родина NASCAR (аббревиатура английских слов National Association of Stock Car Auto Racing – Национальная Ассоциация гонок серийных автомобилей). В 50-х годах прошлого века перевозчики контрабандного самогона в Америке съезжались со всех южных графств страны, чтобы погоняться на длинных пляжах Дайтоны (полностью англ. Daytona Beach, город на атлантическом побережье американского штата Флорида). В то время лучшие водители «Эпохи запрета» оттачивали свои навыки вождения скрываясь от преследования полиции по проселочным дорогам страны. Здесь же они собирались на прибрежных бульварах и осыпали песком лица зрителей. Людям это нравилось, и в 1957-м организатор гонок Билл Фрэнс построил тут самый большой, самый быстрый спидвей, какой только видел мир.

2.5 – мильный (4 км) триовал (трасса в Дайтоне это не классический овал, одна из его длинных сторон состоит из 2-х прямых под небольшим углом) с виражами с уклоном 31 градус, был коллосален. Даже матерые гонщики были шокированы масштабом «Большой Ди» и раскинувшимися сооружениями окружающих трибун. «Здесь не было человека, не перепуганного этим местом до смерти» - сказал однажды Ли Петти (3-х кратный чемпион гонок NASCAR в 50-х ). Побеленные стены, в которые была заключена трасса, были полностью готовы приструнить слишком рьяных гонщиков.

Часть трассы для гонок спорт-каров была расположена внутри овала, туда-то мы и направлялись. Мой прототип так быстро, с громом, вылетал к откосам Первого поворота, что через несколько кругов мои глаза с трудом могли уследить за стремительно пролетающим асфальтом. Скорость была головокружительной, повороты при 180 миль/ч ( 288 км/ч), были круче, чем те, что мог вытянуть реактивный истребитель.

Вождение прототипов в Европе через плотный поток машин класса GT во многом научило меня срезам и ускорениям. Отличие же Дайтоны было в огромном объёме более медленного потока машин в тесных треках внутренней секции трассы. Тут я понял, как чувствовал бы себя Бэтмен за рулём бэтмобиля на улицах Готэма, в час пик в понедельник утром, после того, как сработали ускорители его машины. При этом, если вы хоть немного уступали, машины, которые вы хотели с нажимом обойти, чувствовали нерешительность и только усложняли обгон.

Обход прототипа со сравнимым темпом был более вызывающей задачей. Я приблизился к одному на скорости 170 миль/ч (270км/ч). Я не мог распознать его шлем, однако стиль его вождения выглядел резким. Откосы трассы усиливали сжатие подвески из-за тонн прижимной силы, и днища обоих наших машин хлопались о поверхность при каждой неровности. Моя прижимная сила стала «легче» в его «мертвом воздухе» (создаваемый позади быстро движущегося автомобиля участок пространства с разреженным воздухом), и я крепко уцепился в управление машиной, пока весь мир вихлял и раскачивался вокруг меня.

Мы неслись на пару машин GT по траектории сзади. Я получил хорошее ускорение от их воздушного потока, перестроился на одну линию выше по направлению к стене и нагнал их. Прототип не заметил меня, и качнулся от них в мою сторону.

Откос начал снижаться на выходе к прямой, и момент для смены траектории не был удачным. Единственным местом для меня на треке оставалась верхняя часть, покрытая песком и резиновой крошкой от шин, туда я и направился. Управление внезапно почти пропало, так как шины-слики потеряли контакт с асфальтом, облипли грязью и направили меня в стену. Микросекундой позже и задний мост потерял сцепление. Так как изгиб поворота заканчивался, я был вынужден сбросить газ и немного притормозить, чтобы отклонить нос машины от стены.

Я обошел тот прототип с заблокированным передним колесом, двигаясь к стене боком так близко, что я подумал, что она сбреет панель заднего крыла. Наверно все это выглядело ужасно, но я смог протиснуться.

Позже я прогуливался по питлэйну (территория, где расположены боксы для обслуживания и ремонта гоночных автомобилей, обычно расположена параллельно стартовому/финишному отрезку основной трассы) чтобы найти парня, которого я обошёл, и может быть, посмеяться с ним над этой ситуацией. И вот он, с комбинезоном завязанным на талии, в бейсболке, с большими «авиаторами» (модель классических солнцезащитных очков Ray-Ban Aviator), спадающими с кончика носа. Его шея была хрупковата для гонщика, но не для 77-ми летнего. Его голос прозвучал знакомо, когда он заговорил со своим механиком, а затем ясные голубые глаза Бутча Кэссиди (герой вестерна) взглянули на меня. Я застыл. Это был Пол Ньюман, звезда киноэкрана уже более чем полвека, гонщик старой закалки, ангел - благотворитель, пожертвовавший миллионы долларов на достойные дела, он был крутейшим мужиком, которого я встречал. А затем я просто ушёл. Его время и так тратили достаточно много людей в тот момент.

Вернер (англ. Werner Lupberger, первый пилот команды Аскари) был в блестящей форме и застолбил место для своей Аскари Джадд (название прототипа, полностью англ. Askari A4-10 Judd) на поул-позиции. Вторую половину дня он провёл расслабляясь под солнцем Флориды и готовя «брай» (англ. brai, на южно–африканском слэнге – барбекю), чтобы «никто из вас англичаш не спалил мое мясо» (автор в оригинале изобразил южноафриканский акцент Вернера).

Моей работой в Дайтоне была «доводка» экспериментального турбо – двигателя на второй Аскари. А слова «экспериментальный» и «надежный» дают слабое сочетание. Однако дорогим и хрупким был не только двигатель, но и постоянно отваливавшиеся части заднего антикрыла.

Во время гонки мне приходилось приглядывать за ними в зеркалах. После третьего пит-стопа для ремонта антикрыла, мы поняли, что все основание крыла было расшатано оглушающими гармониками двигателя. Ситуация была признана слишком опасной для продолжения гонки, и вот так мы и закончили соревноваться. Может быть, когда-нибудь, мы ещё сможем финишировать в гонках Дайтоны.

Двенадцатичасовая гонка в Себринге (город в американском штате Флорида) была в два раза меньше по длительности Дайтоны 24, но выматывала в два раза сильнее. Марс имеет более спокойный климат, чем погода в марте во Флориде. Да и сами марсиане выглядели бы более консервативно в сравнении со 150.000 фанов в автокемпингах во время весенних каникул. При этом к «бензиноголовым» (англ. petrolheads – в США традиционное прозвище для фанатов автоспорта) присоединились десятки тысяч постоянно тусующихся детишек из колледжей. Полиция даже пригнала бронированный танк, чтобы держать их под контролем.

Толпами стекались они с близлежащих пляжей чтобы поглазеть на «эти быстрые и громкие штуковины». Загорелые красотки в скудных бикини и пластиковых бусах за доллар пятьдесят не упускали любую возможность для обмена телесными жидкостями и сверкнуть телом. Фанаты гонок делали свои бары, превращая школьный автобус в многоярусную смотровою галерею, создав мой любимый гэджет всех времен. Двигатель в 200 лошадиных сил под подушками сидений позволял посвященным фанам наслаждаться гонкой сидя на своём персональном моторизированном диване, с множества наблюдательных пунктов на внутреннем поле трассы.

Температура достигала 90 градусов (по шкале Фаренгейта, 32 по Цельсию) при 100-процентной влажности. Когда ты выходил на трек, любые физические усилия оборачивались морем пота. Это был адский кошмар. Поверхность трека была неровным лоскутным одеялом из разных материалов, с быстрыми, рискованными поворотами при минимальных вылетах. Нужно было следить за тяжёлым управлением каждую секунду, в то время как сцепление с трассой появлялось и пропадало вновь. Постоянная тряска приводила к разрушению трансмиссии, шины крошились от пробуксовок и жёстких торможений. Мы ставили шины из самых жестких компаундов, какими нас могла обеспечить Данлоп (Dunlop Tires — британская компания, производящая шины).

Приходилось постоянно бороться с обезвоживанием. Жидкость в питьевой системе автомобиля стремилась закипеть к тому моменту, когда она достигала вашего рта и ошпаривала губы. Тебе казалось, что тебе жарко пока ты пилотировал, но когда ты останавливался в боксах в конце своей смены, поток воздуха прекращался, и ты мгновенно оказывался в душегубке. Я вылетал из машины, стягивал с себя огнеупорные леггинсы и вставал в ведро с ледяной водой, как Джон Клиз в шоу Монти Пайтон. (англ. Monty Python – британская комик-группа).

Один из наших водителей грузовиков встречался с местной бабёнкой, у которой был всеобъемлющий научный подход к выживанию в этом климате. Жесткая красная кожа и сальные каштановые волосы служили ей защитой от солнца, а ещё она каждое утро появлялась с упаковкой ледяного пива Будвайзер. И затем, до самого заката, когда она приканчивала последнюю банку, ни одна капля воды не касалась её усатых губ, при этом словарный запас у неё был, в общем, вы поняли. «Свидемся утречком, мальчики!» - говорила она и мощно отрыгивала. Настоящая красотка – южанка.

Партнером мне назначили Джастина Уилсона, только что выигравшего чемпионат Формула 3000. С ним было классно на борту, в самом деле, потому что он был рад исполнять мой единственный и непрекословный приказ: «Не мочиться на сиденье!» Эта животная привычка была открыта миру многими примечательными гонщиками, включая Нельсона Пике, который, бывало, обмачивал штаны к концу гонки в Формуле 1 и оставлял «подарочек» своим механикам.

Как лидер команды своей машины, я выхватил счастливый билет на то, чтобы пилотировать двойную смену, когда наш третий водитель поранился на питлейне. Это означало что мне нужно было жать на всю катушку в течении 2-х и более часов между заправками топливом. Комбинация продолжительных высоких перегрузок и того, как машина с проверенным пилотом и двигателем постоянно оказывалась на грани поломки, делала прохождение Себринга настоящим обрядом. Даже асфальт начал плавиться на трэке через какое-то время гонки, и мы должны были следовать за машиной безопасности, пока производился срочный ремонт трассы.

С точки зрения мощности у нас был хороший темп, так как мы прочистили турбо на нашей великолепной Джадд. Ауди отрывались вперёд на цепких шинах Мишлен (фр. Michelin французская компания – производитель шин), которые давали им несколько секунд на круг, в сравнении с нашими Данлоп. Наша жёсткая резина вернулась к жизни, когда смешалась с мягкой резиной на трассе, и наш темп ускорился, пока гонка продолжалась. Мы начали доставать лидеров. Джастин и я «вколачивали» повороты, будто молотом, один за одним, пока не пересекли черту на пятой позиции. Наконец-то, мы финишировали!

Вернер расположился за нами на второй машине, победа над ним означала, что кое-что мы сделали правильно. Он атаковал Себринг со своим обычным смаком, зато нас держал заправленными энергетиками все выходные.

Однажды напарник Вернера ночью неожиданно сделал питстоп, застав всех врасплох. Африка-Бо (прозвище Вернера) вовсю храпел на диване, когда влетел Иен Доусон и водрузил того на ноги. Вернер схватил свой шлем, запрыгнул в машину и умчался. При этом на его шлеме всё ещё был установлен тонированный визор (прозрачное забрало шлема) для дневной гонки, так что он ничего не видел. Если бы не прожекторы на трассе, его задача была бы такой же опасной, как просить гиену почесать спинку негритёнку. И так он как то умудрился отъездить часовую смену с темпом три десятых от нашего.

Мы упаковали наш багаж и направились в Европу, в Ле-Ман. Я начал обширную программу испытаний шин совестно с компанией Данлоп, при этом Клаас кинул все ресурсы на проект, чтобы дать нам внушающий доверие шанс на победу в 24-х часовой классике на этот раз.

Новый суперкар Ascari KZ1 после долгих лет разработки был представлен публике, это был дорожный автомобиль, который наш гоночный проект должен был продвигать. Выучив все уроки прошлого года, все были уверены в успехе.

Я стал напарником Вернера, и он начинал гонку. 60 машин заполнили стартовую прямую, и когда пробил час, у меня волосы стали дыбом. Атмосфера гудела вдвойне из за проходящего Чемпионата Мира по футболу 2002г., английские болельщики на трибунах напротив нас информировали нас о ходе матча Англия – Дания, используя самодельное табло для счёта. Они становились просто безумными все три раза, когда Англия отправляла мяч в сетку ворот.

Вернер как сквозь лес прорывался к повороту Индианаполис на скорости 220м/час (354 км/час). Он уже подтянулся, что бы повернуть направо, как свернулась задняя подвеска. Задок коснулся земли, и машина, потеряв аэродинамическое сцепление, ужасно закрутилась. Вернер пролетел через гравий, снова на трассу и врезался в стену с силой, в 100 раз превышающей притяжение земли.

Спенсер был первым из нашей команды на месте аварии. «К счастью, основной удар пришёлся на голову Вернера» - говорил он позже, «а там внутри просто нечего повреждать». Машина была в смятку, но Вернер еще несколько минут пытался завести двигатель, несмотря на уговоры комиссаров. Он остановился только тогда, когда Спенсер убедил его, что машина была буквально разорвана надвое.

Не смотря на то, по какой причине произошла поломка подвески, моё чутье подсказывало, что проект «Аскари» подходил к концу. Он не мог продолжаться без главного спонсора. Нам была нужна та победа на Ле-Мане. Пришёл июль, и я вновь искал работу.

Я обзванивал все команды в телефонной книжке в поисках работы пилотом, во всех сериях, от Ле-Мана и Формулы 1, до NASCAR. Один звонок окупился в сентябре, буквально за несколько дней до вступительной гонки Indycar в Объединённом Королевстве. Я бы так и умолял организаторов команд о работе до конца жизни, пока не позвонил директор серии и не спросил, что я делаю на выходных.

«Еду в Рокингем смотреть гонку «Чемп кар».

«Ну тогда захвати шлем и комбинезон, есть место пилота в гонке поддержки».

Новообразованная программа в Рокингеме имела в основе NASCAR, самую популярную гоночную серию в США. Каждый третий американец был её фанатом, зрительские аудитории были огромны, спонсорство и рекламные доходы достигали уровня миллиардов долларов. Стадионы, машины, армия болельщиков – всё было огромным.

Формула успеха была проста: они соревновались на машинах на основе трёх популярных серийных американских седанов, примерно одинаковых по мощности и доступных каждому. Эти сельхозагрегаты были собраны из трубчатой стали, с лязгающими металлом, переключателями передач прямо с Мэсси Фергюссона, а также рычащими моторами V8. Трассы – в основном овалы, где ты рулишь влево. Машины настроены так, что все колеса направлены в эту сторону настолько, что приходится рулить вправо, чтобы просто ехать по прямой.

К великому смущению американцев, эта серия гонок в Объединенном Королевстве была названа «ASCAR», что вызывало постоянные вопросы: «Вы гоняетесь на ЭСКАРАХ??» ( созвучно англ. «Ass-Car», буквально - «жопомобиль»). Зато упакованная стартовая решётка могла похвастать такими лучшими британскими гонщиками, как чемпион мира по ралли Колин Макрэй, чемпион турингкар Джэйсон Плэйто, некоторыми тест-пилотами Формулы 1, участниками из США.

Они соревновались колесо к колесу на 1,5-мильном (2,4 км) спидвее Рокингем, на продолжительных скоростях до 180 м/ч (290 км/ч). Рокингем был специально выстроен на индустриальных задворках городка Корби, известного … да особо ничем. Стадион возвышался над землёй, как современный Колизей, среди моря гудронной парковки для тысяч зрителей. Он был по-американски БОЛЬШИМ, с трибунами вплотную, всего несколько метров, к месту действия. Трасса на нём была достаточно широка, что бы вместить шесть машин бок – обок, с мягкими виражами для обеспечения скоростного потока через четыре поворота.

Европейцы в значительной степени считали гонки по овалу скучными, так как видели их только по телевизору. Когда же вы приходите на настоящую гонку, вам становится ясно, что эта гудящая масса машин почти бесконтрольна. Это захватывающее высокоскоростное зрелище. И вопрос стоит не разобьются они или нет, а разобьются когда и как сильно.

Владельцем моей машины был Марк Проктор, тоже участвующий в гонке. Это была его запасная машина, и выглядела она так, будто множество её жизненно важных узлов было раздергано каннибалами. Я уселся внутри просторной кабины, за большим, как на автобусе, рулём, и поправил электропроводку, свисавшую с крыши. Я решил не судить о книге по её обложке. Старушка ещё себя покажет.

Но она не показала.

После пропуска тестовых заездов из-за проблем с двигателем, я оказался на своей первой открытой квалификации серийных автомобилей, и понял, почему гонщики НАСКАР недостаточную управляемость описывают как «толчок». Где бы я ни втискивался с трудом в поворот, машина и апекс отталкивались, как одинаковые полюса магнитов. После квалификации я оказался на втором месте с конца, опутанный снова отвалившейся электропроводкой.

Перед самой гонкой спортивный агент увидел меня склонившимся над машиной в самом конце стартовой решётки. Я попробовал спрятаться, но он поймал меня.

«Вижу, дела идут хорошо!»

Я улыбнулся, стиснув зубы. - «Я тут не надолго».

На старте сходу машины ускорялись к первому повороту в построении «бок о бок» и проскальзывали в него с потерей прижимной силы в прорезанном ими воздухе. При этом, объёма воздуха, вытесняемого во все стороны, хватало для выталкивания соседних машин наружу и нарушения их управления.

Я мгновенно ощущал изменения давления своим внутренним ухом. Для «пинка под зад» можно было использовать воздух отбиваемый капотом, уткнувшись носом в машину перед тобой; приближаясь снаружи можно было создать разрежение и «сдвинуть» соперника. Для обострения его проблем с управлением, можно было пристроиться к нему и прокатать несколько кругов, пока его шины не сгорят.

Моя машина порхала как бабочка в кильватере «грязного воздуха» позади других гонщиков, и прилипала к трэку как раздавленная жаба. На «чистом воздухе» было хуже, и поэтому я должен был скакать от одной жертвы к другой без задержек. Соперники не облегчали жизнь. Когда они пытались приблизиться ко мне, я вилял в их сторону и отталкивал их, это называлось «тёрки». У меня было несколько близких встреч со стеной, что на скорости 160 м/час (256 км/час) заставляло меня сжимать ягодицы крепче, чем лобстер на пути в кипящую кастрюлю.

Такой стиль гонки очень подходил мне, и прежде чем я успел заметить, гонка уже завершилась. Стартовав восемнадцатым, я финишировал на подиуме, третьим.

Будь я удачливее, мои результаты могли бы обеспечить мне работу в следующем сезоне. Призом за победу в чемпионате были пробы на американский НАСКАР.

Я по прежнему проводил часы, дни, месяцы на телефоне, обзванивая команды и разыскивая спонсоров. Ничего. Я предлагал рекламным агенствам уникальную рыночную возможность поддержать первого британского чемпиона НАСКАР. Я перелопатил Жёлтые Страницы и заговорил до смерти алкогольные брэнды, предприятия и сети пиццерий. Даже если бы у меня что то получилось, было ощущение что в мире всегда найдется множество причин потратить деньги более плодотворно, чем на мои цели.

После очередного дня отказов по телефону менеджер местной автомобильной компании уделил мне несколько минут.

- Последний из гонщиков, который спрашивал меня о спонсорстве, был Дэймон Хилл - сказал он. Наживка схвачена, надо подсекать!

- Конечно! - воодушевился я - и затем он стал Чемпионом Мира!

- Ага – усмехнулся он – и ответ будет таким же, как и тогда, Нет.

Возможно, публичность могла бы привлечь спонсоров. Я крутанул каталог, и переговорил с редакторами всех существующих мужских журналов во вселенной, а затем и с телевизионщиками. У меня были пробы на 4-м канале, интервью в «Пятой передаче», я водил Форд Фокус для одного малого в Дансфолде. (Аэродром, где расположена трасса Топ Гир). Ничего из этого не вышло.

Я поддерживал утомительный режим тренировок, в ожидании, что всё сложится к лучшему. Это было, всё равно что подстёгивать мёртвую лошадь. Я опасался, сколько же я продержусь в надежде получить место пилота, без работы, которая бы обеспечивала меня. После семи месяцев битья головой о стену я получил ответ.

К марту 2003 года все серьёзные места в чемпионатах закончились, и в мире автогонок обо мне быстро забыли. Я посвятил свою жизнь гонкам, подчиняя им всё, что имело значение, я доказал, что у меня с этим всё было в порядке, но это не имело никакого значения.

С ощущением бессмысленности, потеряв изюминку в жизни, я с трудом узнавал своё отражение в зеркале. Было невыносимо сидеть и наблюдать, как твоя жизнь проходит мимо тебя. Пришло время для нового пути.

Раньше я читал о жизни Британских солдат, таких как Генерал Де Ла Бильер, Сэр Ранульф Файнс и Энди МакНаб, и черпал вдохновение в их отчаянных приключениях. Даже заголовки их книг поражали внимание: «В поисках неприятностей», «Жизнь в опасности» и «Немедленный удар». Чем больше я читал, тем больше понимал, что в военной службе больше дел по защите жизни, чем по её отъятию.

После школы я прошёл Общие Армейские Сборы, чтобы поступить в Сэндхёрст и стать военным офицером. Я принимал участие в учениях, которые имитировали боевые действия на застроенной территории, с Королевским Ирландским полком, и Морскими пехотинцами, атакованными парашютистами.

Посреди дыма, стрельбы и камуфляжной краски кто-то спутал меня с действующим офицером, и вручил мне штурмовую винтовку, так что я там пригодился. Там были яростные агрессивные схватки, ныряния в окна, обрушивание лестниц и постоянное перемещение под огнём, пока противник наступал со всех сторон. Посреди этой суматохи мои боевые товарищи все выглядели как братья. Покрытые потом и грязью, они были на чеку, упорядоченными и смышлёными. Я восхищался их самодисциплиной, острым юморком, ну и конечно, блеском в их глазах.

Я позвонил на призывной пункт элитного воздушно-десантного полка Армейского Резерва, (они призывали гражданских) и оставил сообщение, что хочу вступить в их ряды. И, в отличии от большинства звонков, сделанных за тот месяц, эти ребята мне действительно перезвонили.


Оглавление

Мы собрались вокруг Старшего Инструктора, (ориг. Directing Staff Instructor, сокр. Staff - "Стафф") камуфлированного сержанта с ужасным шрамом от осколочного ранения на шее, наследством Балканского конфликта. Плисскен был коренастым северянином, чей мальчишеский вид противоречил его боевому опыту, а тараторил он как пулемёт.

У нас было множество причин быть здесь, хотя ни одна из них не заслуживала большего, чем завуалированное презрение от настоящего Человека в Зелёном. Армейский Резерв хоть и занимал у тебя лишь часть времени, но при этом Десантные силы изматывали тебя целиком.

В наши дни Британские десантные силы стали известны благодаря быстрому внедрению на все театры боевых действий по всей планете, после 50-ти лет успешных высадок повсюду, от столкновений в джунглях и антитеррористических операций до пустынь среднего Востока. Свободно действующие силы с волей преодолевать любые препятствия.

Новобранцы должны были выработать и умственную и физическую гибкость, что бы справиться с любым сценарием событий. Ну а пока мы «впустую тратили» кислород Плисскена, прокачивали физическую подготовку и уменьшились в количестве вдвое. Сам курс проходил в основном в Уэльсе, и состоял из изнуряющей работы на высокогорье в Брекон - Биконс (Brecon - Beacons), потрясающей гряде покрытых вереском вершин, печально известных своей суровой и непредсказуемой погодой. Поскольку мы в основном были бойцами выходного дня, (служба в Армейском Резерве не требует постоянного присутствия на сборах) потребовалась большая часть года, прежде чем нас признали годными для дальнейших тренировок.

Для успешного прохождения на этот этап требовались высокий навык в ориентировании на местности и физическая выносливость. Шансы пройти были один к двадцати, что радовало меня бесконечно, поскольку они были гораздо благоприятнее, чем вероятность стать пилотом Формулы 1, и при этом никто не просил у тебя полтора миллиона фунтов за эту привилегию.

Блестящее выполнение упражнений по обращению с оружием было критически важным для того, что бы оставаться на курсе. Мы разбирали, пересобирали, заряжали, подготавливали и постоянно по-каратэшному «рубили» скользящие затворы штурмовой винтовки SA80, так же известной как «кусок дерьма». Безопасное обращение и совершенное знание каждого компонента оружейной системы были жизненно важны. Натянув шерстяные шапки на глаза мы учились разбирать винтовки вслепую.

«Мы здесь не для того, чтобы обламывать вас, парни. Мы тут чтобы научить вас выживать. Мне вообще насрать, справится хоть кто-нибудь из вас или нет. Если честно, ни один из вас нам нахрен не нужен. Если хотите остаться здесь, всё зависит только от вас». Плисскен сделал паузу, что бы до нас дошло сказанное. «Джонс, почему без шапки?»

«Забыл в казарме, Стафф».

«Маразматик долбаный. Возьми мою!»

«Ты!» Его ботинки уткнулись в мои. «Какого размера ветошь используешь для чистки оружия?»

«Сорок пять на сорок пять, Стафф», ответил я.

«Верно! Сорок пять блин, на сорок блин пять, и если кто то из вас, членоголовых, попробует затолкать в ствол что то другое, поплатится перед оружейником!».

Его шаги удалились. Я вложил держатель затвора обратно в винтовку и нащупал стержень отдачи. По звуку лязгнувшей пружины я предположил, что у товарища это вышло очень плохо.

«Господь Иисус Христос, ты чо натворил?!» простонал Плисскен.

«Извиняюсь, Стафф …»

«О да, ты извинишься, сынок. Начни с пятидесяти отжиманий, тебе хватит».

Люди умирали в Валийских горах во время тяжёлых тренировок для новобранцев. Обучение было безжалостным, прерываемое жестоким упражнением под названием «шипучка» (ориг. fizz) – бежишь сюда, тащишь человека туда – оно ушатывало нас до состояния задыхающихся ничтожеств за секунды. Урок никогда не повторялся дважды. Ты обучался сразу или проваливался.

Между сборами я тренировался каждый день любым способом. Каждый эскалатор становился степ – тренажёром, каждая пробежка - до изнеможения. Я плавал, катался на сёрфе, на велосипеде и совершал восхождения на десять из десяти.

Я был на тренировках в Сноудонии (Snowdonia), когда зазвонил мой телефон. Это была самая приятная вспышка из прошлого. Я сказал Джорджи, что живу в Лондоне, но сейчас тренируюсь в Сноудонии. Да, я хотел бы увидеться. На следующей неделе будет просто прекрасно… Я покрылся мурашками, и в этот раз промозглая погода была не причём. Я практически галопом поскакал по взгорью.

Следующие несколько дней тянулись как годы. Я гадал, насколько она изменилась, и насколько изменился я, ведь прошло уже десять лет.

Мы встретились в мягко освещённом ресторанчике в городе, и к тому моменту, когда десерт растаял у меня во рту, всё стало как в старые добрые времена. Её улыбка была опьяняющей как всегда, и следующие два часа ничто в мире больше не имело значения. Но всё же, в этот раз отличие было в том, что я понял, как сильно я был заинтересован в её жизни, её решениях, её надеждах. Она путешествовала по миру, преуспела во всех видах водного спорта, и по-прежнему была страстно увлечена искусством. Работа была на втором месте. А я? Я вдруг обнаружил, что просто сижу и пялюсь на неё как идиот, пуская слюни, но к счастью, она спокойно и терпеливо переносила это, благо вино было достаточно крепким.

Оглавление

Я подъехал к внушительным воротам выставочного центра Эрлс Корт (Earl's Court) в Лондоне. На этот момент мне уже нравилась идея оказываться в самых различных местах без малейшего представления, что меня ожидает. Я подхватил свою сумку и направился внутрь здания. Хриплое рычание в сопровождении визга сжигаемой резины эхом отражалось от стен. Просто музыка для меня.

Мои глаза привыкали к темноте. Сплошной занавес разделял пчелиную суету во тьме закулисья от калейдоскопа ярких огней на сцене. Ряды за рядами бесценных суперкаров, новых и винтажных, были выстроены так близко, что тебя бросало в дрожь просто от взгляда на них.

Кто-то оказался рядом и покосился на мой баул. «Этты поедешь на Яге?» (ориг. Jag, сокр. Jaguar)

Я взглянул на него, сохранив молчание.

«Всё в порядке, я знаю, ты работаешь на Энди. Я – Пол, менеджер сцены».

«Ну слава богу!»

«Сейчас у нас репетиция в самом разгаре, премьерное представление этим вечером. Иди, осмотрись, если хочешь». Он показал пальцем на сцену.

Поставленные в ряд болиды ЛеМана ожидали своей очереди попасть в лучи прожекторов в сопровождении девушек-гонщиц. Занавес откинулся, в то время как знакомый голос уже гремел через усиленную акустику «… понимаете, вот что нам нравится в ЛеМан? Это в основном мужики пытающиеся убить себя на скорости 200 м/ч (320км/ч). Но в этот раз всё гораздо лучше! Эти девушки …» Голос рычал всё громче.

Спутать его было невозможно. Одна рука держала микрофон, другая металась вокруг в воздухе пока он перешагивал в зад, в перед, случайно указывая куда попало и взъерошивая голову в такт скачущим мыслям. Изобилие словно присыпанных снегом лобковых кудряшек на верхушке этого монстра подтверждало, что это был никто иной, как Джереми Кларксон (Jeremy Clarkson), равно известный мне, по-домашнему, как Мэгги Тэтчер (Maggie Thatcher), Хайнц Тушёные Бобы (Heinz Baked Beans) и Полковник Каддафи.

Гонщица номер 1 прилежно представилась, скормила пустому залу приличный кусок биографии, поблагодарила чудесных спонсоров, удивительную команду, взрывной движок и разошлась уже на полную катушку, как –

«Нет, нет, нет… Отойди. УЙДИ! Нам не нужна эта идиотская чушь!» Улыбка, как из ролика Колгейт, (Colgate) испарилась с лица гонщицы. «Люди, приходящие сюда, платят тридцатку не для того, чтобы выслушивать доставшую рекламу! Иди давай!»

Машины украдкой укатились со сцены. У агентов зазвенели мобильники, им начали ныть и жаловаться «Да кем он себя возомнил, если так со мной обращается?!»

Это была репетиция шоу «МВЧ» (MPH), позже идущему как «Топ Гир Живьём» (Top Gear Live), пьянящей смеси суперкаров, мегатрюков и говорящих голов перед аудиторией в 4000 автофанатов. Энди только что сказал мне, что ему хочется «очень точного вождения, по-настоящему близкого, как бритьё».

Пол объяснил, что я буду гоняться лицом к лицу против Тиффа Нидэла (Tiff Needell), на время по «восьмёрке» на заряженном 600 – сильном Jaguar XKR. Тифф был ведущим старого Топ Гир, затем перешёл в конкурирующее шоу «Пятая передача» (Fifth Gear). Известный как «Стифф Нидл» (англ. игра слов Tiff Needell – stiff needle, «жёсткая игла») для женской части фанатов, он был тощщезадым королём жжёной резины и успел размолотить столько суперкаров, что я даже и не мог представить. Он гонялся в Формуле 1 в 80-х и знаменито запнул Найджела Манселла (Nigel Mansell) в стену во время гонки Туринг Кар.

Я проехал единственный тренировочный круг перед прогоном, а теперь я переоделся и ждал за кулисами. С опущенным визором я едва мог разглядеть свои ноги в приглушенном свете сцены, со слухом было чуть лучше. Тифф прищурившись вгляделся в меня и прокричал, постучав по шлему: «Это Перри там внутри?»

Я покачал головой.

Тифф запрыгнул в Ягуар, и невероятно задрифтовал боком по восьмёрке, с одной рукой на руле, давая беглые комментарии голосом попугая на амфетаминах.

Говорящие головы на сцене что-то бубнили в зал. Пол появился около меня, и по какому-то незаметному знаку хлопнул меня по плечу и прошипел: «Стиг… Пошёл!»

Я легко вышел на арену и вдруг ощутил нервную дрожь. Оказалось, на меня смотрит множество людей. Я гонялся перед лицом 100 000 зрителей, однако, тут я был один, собственной персоной. Я почувствовал себя Гамлетом. Я прошел ко вдруг оказавшемуся далеко Ягуару, погрузился в него и стал искать в кромешной тьме ключ зажигания. К моменту, когда я завёл двигатель, тишина на сцене была оглушающей.

«Да, давай уже, вперёд!» - заботливо покрикивал на меня Кларксон.

Я утопил гашетку и варварский сверхмощный мотор погнал меня вперёд. Мягкий свет мерцал вокруг двух круглых платформ и обозначал дорожку в форме восьмёрки. Я мог лишь догадываться о дистанции до черных занавесей, скрывающих бетонный периметр.

Я использовал технику короткого овала, тормозил на диагонали и ждал когда передние шины перестанут скользить пересекая гладкие металлические панели. Затем я резко поворачивал и ускорялся. Автоматическая коробка раскручивала колёса на высокой передаче по направлению к платформе.

Я играл в бейсбол вслепую в посудной лавке, убежден - я мог влететь во что-нибудь в любой момент с видом полного непонимания происходящего. Я видел платформы лишь за несколько мгновений до того, как проскочить мимо них. С огромным облегчением я завершил восьмёрку ничего не ударив и восхитив наблюдавших. Как только я припарковался, я начал анализировать заезд и разрабатывать план, как проехать быстрее.

Уилман подошёл ко мне и направил к ближайшему дому на колёсах. Я пробрался внутрь, переоделся и присел почитать журнал. Распахнулась дверь. Курчавая швабра вытерла потолок, и тут же быстро возникла пара гигантский бровей. Судя по удивлению Джереми, я посягнул на его диван.

Энди возник позади него и представил нас. Мы немного поговорили, затем Джереми надо было идти. Никогда не лезший в карман за последним словом, он обернулся на пороге и сказал, «Когда поедешь на Яге в следующий раз, ты бы мог рулить не как гомик?»

Всечь ему или просто дать затрещину? Я Задумался. «Не веди себя как твой отец …» слова Мамы звенели у меня в голове несколько роковых секунд, пока Джереми не исчез из виду.

Через несколько часов началось шоу. Замечание Кларксона заменило мои страхи первой ночи раздражительными коликами. Тифф взял шлем и устроил ошеломляющее представление. Зад Яга скользил боком и смахивал занавеси, накрывающие барьеры, так близок был он к удару о стену.

Тифф завершил выступление и кто-то прокричал «Вперёд!» Я понял, что это мне. Я зашагал через арену отметив время Тиффа на гигантском цифровом табло: 34.5 Усевшись за руль я повернул ключ. Моё тело содрогнулось когда ожил V8.

Вид впереди был хуже чем раньше. Вспышки камер публики бликовали на моём визоре, и размывали вид на платформы, вокруг которых я должен был двигаться.

Единственный способ прорваться – идти на пролом. Я втопил до упора и двинулся по старой траектории совершая серии судорожных необязательных движений, не убирая ногу с газа как можно дольше, не чувствуя, где дальняя стена, и со злобы даже не думая об этом. Я заметил платформу немного поздно и притормозил, съехал на грязный пол за треком, и почти въехал прямо в стену. Немного сцепления вернулось впереди, и стена отступила.

Чтобы получить лучшее время круга, я должен был повторить процесс на второй половине восьмёрки, притормаживая как можно позже. Я хотел побить время Тиффа так сильно, что даже грудь вздымалась ходуном.

Я промахнул между платформами и потерялся в ярком снопе света. Я инстинктивно подвернул руль, компенсируя занос. Видимость восстановилась. Айсберг! Прямо по курсу! Я отклонился и притормозил, чтобы избежать его. Снова по газам, я пустил Яга в занос по дуге и завершил круг.

Глаза выпучены, ноздри жжёт, я затребовал время.

Джереми хохочет в зал: «Круг Стига - не очень зрелищный… НО ОН БЫСТРЕЕ!!! – 34.1!»

Да! Засунь это себе, здоровяк!

Я начал понимать мир Джереми. За его резким, грубоватым фасадом был человек, который неустанно и скурпулёзно работает, что бы создать хорошее шоу, человек который хочет, что бы все тянули в одном направлении. За его безбашенностью была логика, непастеризованная честность, и за это люди как любили, так и ненавидели его. Прежде всего именно этим, своим неполиткорректным свежим воздухом, меня привлекал Топ Гир, а не одержимостью машинами. Я был рад, что не вмазал ему.

Оглавление

Кто-то, из министерства обороны, оставил мне сообщение, о том, что я должен принять участие в соревнованиях – Европейской Серии АСКАР (ASCAR), в качестве «пилота» на Армейском «Стэлс каре» (ориг. «Stealth car» - «машина невидимка», по аналогии понятно, с каким самолётом), начиная с выходных. Видимо, моя фортуна была на подъёме.

Я прибыл в Рокингем на первую гонку, когда утреннее солнце на восходе пробивалось через главные трибуны. Розовый горизонт расцветал, и солнечный свет заливал бетонную чашу современного Колизея. 30 гоночных машин причудливо отражались в сверкающих зеркальных окнах VIP трибун над питлэйном, пока команды готовили их к гонке. 200-футовая (60м) сигнальная башня устремилась в небо, в готовности показывать позиции машин в гонке.

Камуфляжные наклейки еще наносили на Машину 84, но моё имя уже красовалось над дверью, и это был хороший знак. Моя команда, «Рэй Мэллок Инжиниринг», (ориг. Ray Mallock Engineering (RML)) заслуженно считалась командой победителей во всём, к чему они прикасались. Их внимание к деталям не оставляло шансов на проигрыш.

Я забрался в машину и пристегнул оконную сетку. В центре большого рулевого колеса была обтянутая кожей подушка, как огромная лакричная ириска, на случай если я намотаю на неё зубы во время лобового столкновения. Стыки труб шасси были хорошо проварены, а весь интерьер был такой чистый и блестящий, что хоть ешь с него. Даже смазка пахла свежо.

В благодарность я выдавал скорость на треке. Машины NASCAR мчатся на пределе всё время, и даже малейшее проскальзывание на пятне масла может впечатать вас в бетонную ограду. Поворот Первый, с плавным уклоном по радиусу, находился в конце стартовой прямой, после главных трибун, и проходился почти на полном газу. Второй был коварнее, в нём полотно трека опускалось, и трасса резко сворачивала, скрывая апекс, до того момента, пока вы не оказывались на его входе. Полный газ тут был для храбрецов. Третий был лёгкой прогулкой на полной скорости, Четвёртый требовал немного торможения, немного жёсткого руления, и снова правой ногой в пол, на радость толпе. Машина была превосходно сбалансирована и отлично управлялась в поворотах. После практики я был пятым по скорости с большим запасом.

Для квалификации давалось два круга, оба за один раз. Башня показывала время каждого, накручивая толпу.

Мой заезд был третьим, и пока я сидел в машине, Винс, мой тощий механик, стоял на стене питлейна и смотрел, как идут дела у первых двух. Внезапно он присел, будто кто-то стрелял в него.

Он подошёл, втягивая воздух сквозь зубы - «Это было жёстко! Он вылетел на Втором!»

Я не хотел этого слышать. В моём воображении я уже пролетал по Второму повороту на полном газу, но если кто-то там влепился в стену… Я имею в виду, что этот поворот сам по себе был пакостным, а теперь там были ещё и осколки…

После небольшой задержки пришло время следующей жертвы. Винс крутанул указательным пальцем в жесте «заводи мотор». Я выезжал на трек сразу, как только другая машина зафиксирует своё время. Моё сердце колотилось, когда я слышал рёв V8, пролетающего мимо. Когда он достигал пика оборотов на стартовой прямой, его будоражащий рык отражался обратно от главных трибун. Но второй раз он не прозвучал.

«Снова Второй поворот. Всмятку» - сказал Винс.

Это уже было не смешно. Фил Баркер, (Phil Barker) менеджер команды, решил взять слово. Фил был стойким приверженцем автогонок, настроивший свою команду работать эффективно и чётко, как швейцарские часы. Он увидел меня издалека.

Фил подошёл к моей машине и поднёс микрофон своего радио к идеально подстриженным серебристым усам.

«Две машины в стене на Втором, Бен. Ослу понятно, что-то там не так. Помни, это первый гоночный уикенд, и завтра ещё две гонки. Если размажешь машину, винить за это будешь только себя, это понятно?»

«Понял. Спасибо, Фил!»

Мой первый круг показал, что на треке бояться нечего, кроме собственного страха. Я почувствовал, что шины пришли в норму и липнут, как клей. Появилась возможность захватить преимущество до конца соревнований прямо со старта.

Я рано вышел из Четвёртого поворота и впечатал акселератор в пол. Я жёстко ухватился за руль, пока перед машины подползал к стене. Она пролетала всего в дюйме от касания, так я и держал всю стартовую прямую, чтобы получить выгоду от низкого воздушного давления, понемногу прибавляя к скорости. С полностью открытым дросселем вывернул руль в Первый поворот как можно позднее, ослабив газ на всём пути вниз к белой линии апекса и держа левую ногу над тормозом. Как только шины зацепились, я снова вдавил газ на пути к Второму повороту.

Можно убеждать себя целый день в том, что поворот можно легко пройти, пока ты не окажешься непосредственно в нём. Малейшее движение рулём влияло на скорость, но назад пути уже не было. Свернёшь слишком рано, и машина рано вылетит из поворота в стену. Повернёшь слишком поздно, не хватит траектории, и придётся притормаживать. Хотелось верить, что на новых шинах сцепление будет, когда это нужно. Осознание того, что две машины только что размазались тут по стене, делало педаль газа тугой, с усилием в тонну, но, кто не рискует… Будь что будет!

Я выбрал поздний вход, и что бы успеть, свернул резко. Свежая резина сжалась в напряжении, я попал в траекторию, полный вперед! Срезав по внутренней белой линии, я с воем пролетел стену без поцелуя. В сравнении с этим, Третий поворот был плаванием по спокойной воде, однако держать ухо востро тоже было нужно. Дополнительная скорость после Второго пронесла меня на всём пути до последнего поворота. В двигателе сработал ограничитель оборотов, так как он достиг максимальной скорости. Это было что-то новенькое.

Я вдавил тормоз левой ногой перед Четвёртым поворотом и газовал одновременно – на быстрых овалах ты никогда полностью не отпускаешь газ до конца, так как ось машины немного под наклоном – и пронёсся через финишную черту. Мой номер возник на вершине башни – мы установили новый рекорд трека. После того, как остальные 24 машины завершили свои круги, подтвердилась моя поул – позиция.

С поула я возглавил гонку до окна пит-стопов, свалившегося на нас с машиной безопасности после очередной аварии. Мы планировали заехать в конце окна в три круга, хотя обычно ты заезжал в пит сразу после машины безопасности, так как это сохраняло время на треке.

Итак, мы решили остаться на треке, и, оставив позади въезд на питы, я взглянул в зеркало заднего вида и увидел, как механики всех команд заполнили питлэйн. Я завершил круг в одиночестве, в то время как до меня, до команды, до зрителей и комментаторов дошло, что лидер гонки совершил самоубийство.

Наконец я нырнул в питы. Одетая с ног до головы в армейский камуфляж команда перемахнула через стену. Винс с размаху вонзил свой гайковерт в переднее левое колесо, как Квик – Фит Фиттер (Kwik-Fit Fitter), и искры от колёсных гаек зарикошетили от его защитных очков. Его рука взмыла первой, я дал оборотов, через несколько секунд человек на домкрате сбросил меня на землю и я газанул прочь. Из питов я появился самым последним.

Оставалось менее половины времени гонки, за которое вряд ли можно было обойти 24 машины. Но, я должен был исправлять ситуацию, вместо того, чтобы фокусироваться на том, что я не мог сделать. Победы уже не видать. Пора было начинать контратаку на чистую голову.

Мой споттер (spotter), большой Даг (Doug), был высоко в облаках, на самой высокой точке трибун. Он постоянно говорил со мной, и действуя как радар, обозначал мою позицию среди других машин. Хороший споттер стоил своего веса в золоте, что в случае Дага значило, что он более ценен, чем национальная сокровищница.

«Извини за эту подставу, Бен. Парни просто в шоке».

«Не волнуйся, давай поглядим, сколько можно наверстать до конца гонки».

Не терпелось дождаться, когда выкинут зелёный флаг. Итак, сигнал дали, и осталось 20 кругов гонки.

Я все ещё входил в поворот в хвосте змеи, когда лидеры пересекали сигнальный пост на стартовой прямой. Я утопил дроссель на второй передаче, V8 дёрнулся, когда мощность вырвалась с яростью через задние шины, стремительно, с ударом, переключился на третью, вытягивая при этом вместе с собой первую жертву. Как в драг-рейсе мы промчались к Первому повороту; его я взял на полном ходу и приблизился к следующему парню на Третьем. Я пробивался насквозь, несмотря ни на что.

Я продолжал давить и проходил изнутри, снаружи, и из-под одной машины к другой, получая удовольствие от стабильности моей машины, всё больше и больше, на каждом обгоне. Даг работал на сверхоборотах - «Машина внутри, машина снаружи, он сзади на четверть, держись на свой линии, всё чисто, он присматривается, ч-ч-чисто!»

Проезжать плотный поток было как пробираться через толпу на людной улице, движения прохожих непредсказуемы, приходится читать язык их тела. Машины на таких скоростях были очень нестабильны, так что даже лёгкий удар мог отправить любого в стену. Это было упражнение по аккуратному расположению, проскальзыванию и подрезанию. В завершении гонки мы были на четвёртом месте.

Во второй гонке я стартовал с четвёртой позиции, захватил лидерство, и снова потерял его в питстопах. По нескольким причинам мы потеряли восемь позиций во время смены шин. Я не смог поймать лидера и финишировал вторым, что было достаточно для завершения этих гоночных выходных в качестве лидера чемпионата. Несмотря на наши успехи, гоночная экономика снова подняла свою уродливую голову. Мне было сказано, что для продолжения сезона у нас было недостаточно финансирования. В прочем, у меня и так была постоянная частичная занятость.




Оглавление

Как только мы выбрались из обляпанного грязью грузовика, пошёл дождь. За оставшийся до заката час мы устроили из наших плащ-палаток лагерь в густой роще на окраине базы. Один из товарищей сражался с верхним клапаном своего бергена (bergen, далее - рюкзак). Когда он наконец победил, еда, компас, сухое бельё, и другой бесконечный скарб вывалились прямо на мокрую землю. Я попытался помочь бедняге пока никто не заметил.

«Не теряй время на это пустое место» - кто-то прогудел у меня из-за плеча.

«О чём ты?»

«Парень безнадёжен. Лучше оставить это всё для него самого. Тебе ещё будет о чём поволноваться.» Морщинки собрались на его лбу когда он улыбнулся.

Джоф (Geoff) в восьмидесятых был солдатом регулярной армии, он прослужил в полку несколько лет. Сейчас же он планировал пройти через систему второй раз. Мой инстинкт бойскаута помогать всем и всегда укоренился во мне слишком глубоко, чтобы следовать его суровому совету. Я закончил сортировать барахло парня и вернулся к своей палатке, которая пустила течь, пока я отсутствовал.

Чтобы сделать простой шалаш, достаточно развернуть плащ с пропиткой. Джоф ловко вывернул накидку, закинул на себя, обернул строп вокруг шеи, натянув его за ближайшее дерево, мгновенно сделав палатку водонепроницаемой. Я поблагодарил его, и он удалился к своему месту. Мы оба наблюдали за продолжающимися проблемами моего незадачливого товарища, в этот раз с набором для умывания.

Джоф на самом деле не относился ко мне как к солдату - резервисту. Он был высоким и худым, но походил больше всего на учителя географии. У него были тёмные свисающие волосы, прямая осанка, говорил он спокойно и рассудительно. Он принимал своё окружение, а окружающие принимали его. Большего контраста со мной нельзя было представить. За каждым кустом мне мерещился Сержант – инструктор (Drill Sergeant), готовый выскочить на меня и держать нож у горла, пока я не обделаюсь.

Нас тут было больше сотни в эту ночь, и готов поспорить, что никто не выспался в своих «дрочильных повозках», как ещё были известны наши спальные мешки (да и вообще шконки, кровати, спальные места – прим. перев.). Мы совершенно не представляли чего и когда ждать.

Побудка была в 04-30, с завтраком в постели и зарядкой. Я выдрал корни деревьев у себя из спины и разорвал коробку с армейским рационом, чтобы приготовить кулинарные изыски на гексаминовой горелке (на «сухом» горючем). В результате длительной готовки я добился того, что моя алюминиевая сковородка стала чёрной, а упаковка картошки с мясом (Lancashire hotpot) слегка тёплой. Я с завистью взглянул на рычащую газовую мини-печь Джоффа, и он протянул мне немного заварки. Некоторые наелись до отвала как свиньи, что оказалось очень недальновидным. Я наспех запихал вещи в тесное нутро рюкзака и приготовился к построению.

Нас выстроили на тропе и сообщили о первой жертве на курсе. Рекрута увезли наложить несколько швов на руку после зверской атаки неопознанной вскрытой банки с мясом. По непонятной мне причине некоторых это завело, они начали ржать. Мой желудок забурлил. Напряжение стало слишком велико для одного парня, он согнулся пополам, и выблевал завтрак прямо на следы от Лэнд Ровера, вызвав хор насмешек.

«Дерьмоголовый идиот!» - сплюнул один, нарушив разом целый сборник армейских запретов.

Сержант – инструктор прошёл мимо парящей блевотины и достал два безмена, что бы взвесить нашу поклажу. Каждый рюкзак должен был весить ровно 40 фунтов (чуть больше 18 кг). Мы открыли свои бутылки для воды, чтобы показать, что они полны. Невзрачный человек в штатском возник возле меня.

«Проходил курс до этого?»

«Нет, сэр. Это мой первый раз»

«Профессия?»

«Я из торговли»

«Возраст?»

«Двадцать восемь лет»

Он кивнул и отошёл. Сержант гавкнул: «Три ряда!»

Мы построились по команде. «Когда выйдем из лагеря, пойдём ровной шеренгой, а не как на прогулке за городом. Захлопните свои хлебальники, и держите строй. Посмотрим, сможете ли вы, дамочки, хотя бы выглядеть как солдаты.»

Мы потащились через лагерь и затем двинулись маршем по заиндевелому гудрону дороги. Когда мы добрались до ворот, откуда-то выскочила молоденькая девушка и спросила с сильным валлийским акцентом кто мы и куда направляемся. Одному богу известно, что она делала у армейских казарм в пять утра.

Кто-то буркнул про ориентирование на местности.

«Тогда осторожнее там, парни, прощебетала она. «Потому что те, что впереди, не из этой базы и они охрененно жёсткие типы».

Сержант в темпе провел нас через ворота, а затем еще две шеренги.

Сотня, или около того, рекрутов прибыла из различных пунктов сбора по стране. Мой был в Лондоне и мог похвастаться искромётной смесью сварщиков, портных, бывших солдат и моряков, равно как и немногими банкирами и другими видами «гражданских со званием» вроде меня. Большинство уже имело военный опыт за плечами, некоторые провалили курс в прошлый раз, и пытались одолеть его снова.

Один малый хвастал, что он был в Португальском спецназе, ещё одном Иностранном легионе. Опытным парням были неинтересны «одни из последних на групповухе», как назвал представившегося нам Берни один из рекрутов. У Берни были тёмные волосы, ноги как стволы деревьев, а ещё нудная каждодневная работа, судя по тому, как он срывал с себя костюм перед каждой тренировкой.

Всеобщее уныние, измождение и боль от физических тренировок делали их агрессивной формой групповой терапии. Они внушали персонально - поддерживающее чувство товарищества. Эта была фаза выживания. И помочь можно было только тому, кто был готов помогать себе сам, иначе рискуешь разделить судьбу самых последних из всех.

Пока продолжался бег, пот заливал лицо и спину. Моя футболка сбилась складками под рюкзаком и сдирала кожу со спины. Мозоли, появляющиеся на пятке правой ноги, приятно отвлекали от этого.

Построение колонны разбилось, когда мы выскочили на грязную тропу к стрельбищу. Сержант обошёл нас, и заорал: «Всем бегом – марш на вершину того чёртова холма!».

Мы пробирались через глубокие рытвины, где проливные дожди смыли слой почвы. Многие скатывались обратно, некоторые вырвались вперёд. Я был среди последних, спотыкаясь и еле двигая горящими от напряжения ногами, становящимися просто свинцовыми.

Так мы держались еще сорок минут ломясь вперёд, со стонами и кряхтением. Мы бежали уже полтора часа без всяких признаков возвращения к месту старта. Сержант вывел нас на еще одну асфальтовую дорогу. Полоса из зелёных грузовиков забрезжила в далеке.

Несколько парней достали бутылки с водой, когда мы достигли края парковки. Но сержант не остановился. Он направился прямо к вершине еще одного холма. Это была «тошниловка», тест на характер, что бы увидеть, кто вылетит, а кто будет бежать до полного опустошения.

Группе, продолжившей движение, наконец приказали остановиться и бежать обратно к транспорту. Тех, кто остановился до этого, мы больше не видели.

Один из обслуживающего персонала подскочил ко мне – «Коллинз, тебе надо встретиться с командованием на следующей неделе, по поводу медкомиссии. Похоже, вчера ты провалил тест на слух.»

Это были плохие новости. Мне нужно было придумать какой – нибудь план. А тем временем, у каждого из нас была работа, к которой надо было возвращаться. Мы погрузили своё снаряжение в фургоны и уселись, обхватив колени, на время 5 – ти часового путешествия обратно в Лондон.

После успешного набега на Бургер Кинг (Burger King), мы с нетерпением ожидали следующей недели. Флэшмэн, один из немногих офицеров – рекрутов, планировал феерическое «быстрое свидание» с сорока «вручную отобранными милашками» в ночном клубе в Сохо (Soho). Его точеная челюсть, ухоженные брови, каштановые волосы и голубые глаза делали из него армейского красавчика.

Я отказался от «уникального предложения всей жизни» Флэшмена потому, что у меня уже были планы, начиная со свидания с Джорджи этим вечером. Я принарядился по случаю, вычистил уши и мы вышли в город. Естественно, я отвёл счастливую даму отужинать, мы вернулись к ней, и – как она сама утверждает – я не давал ей уснуть всю ночь.

По всей видимости, я уснул, как только моя голова коснулась подушки, и захрапел как загнанный носорог. В кошмарах я повторял каждый шаг своих ног по холмам. Казанова, гори от зависти.




Оглавление

Моё следующее назначение в Топ Гир вернуло меня к опыту Ле Ман, и привело к участию в возможно самой медленной автогонке мира – Ситроен 2CV (Citroen 2CV) 24-х часовая гонка в Снеттертоне.

Тридцать лошадиных сил мягко возносили автомобиль к чудовищной максимальной скорости 65 м/ч (104км/ч). На ней я и проходил весь круг. Если тебе хотелось остановиться, ты посылал письмо тормозам почтой, где ты вежливо спрашивал, не будут ли они против замедлить машину. Я лишь чуть - чуть приотпускал газ в узкой шикане, на подходе к стартовой прямой. Проход поворотов требовал такой же реакции водителя, какую ожидаешь от лемура во время зимней спячки.

Это неподтверждённое событие было внесено в историю как дебютное появление Стига на автогонках, в июне 2003г. Но к тому времени, как я добрался до трассы, план изменился. Мне нужно было раздобыть новый комплект гоночного снаряжения, чтобы соревноваться как Бен Коллинз.

Войдя в гараж, я обнаружил, что имя «Стиг» красуется в виниле на боку «Дю шеву» («Deux Chevaux» фр. – «две лошадки» - прозвище Citroen 2CV) среди имён команды. Первым шёл Энтони, «гоночный преподобный», заслуживший титул в «Состязании Быстрейшей Веры Топ-Гир» (сезон 01 епизод 07), другим был соведущий Топ-Гир по имени Ричард.

«А ты кто такой?» - спросил меня менеджер команды.

«Бен» - ответил я и, прежде чем он опомнился – «Я замещаю Стига, он не сможет участвовать!».

Пока тишину долины Луары разрывали рёв и грохот V8 и V10 на квалификации в Ле Ман, я топил свои печали в чашке чая. Ещё один собрат-чаеман быстро приближался ко мне, потирая руки в предвкушении.

«Ааа! Чай!» - воскликнул он.

«Лучший от Пи-Джи (PG tips)» - протянул я ему полистереновый стаканчик.

Я догадался, что это был ведущий. Он выглядел очень знакомо, у него была целая связка хипповских браслетов и он уверенно что то щебетал. Его покрытые ссадинами, идеальной формы руки предполагали бурный стиль жизни. Он пускал пузыри в свой чай, но было ясно, что он в восторге от гонки.

Мы пожали руки, и Ричард закивал головой, как олень рогами перед схваткой. Тогда у него еще была короткая причёска, до эпохи гривы лохматой дворняги, срывающей трусики с женской части аудитории по всему Соединённому Королевству.

«Уже гонялся до этого?» спросил я.

«Нет, никогда. Ну, однажды, в исторической гонке на Ровере».

Я усмехнулся «Уже легче..»

Я рассказал Ричарду основные вещи, показал трек, и места, где он возможно потолкается с другими участниками. Я объяснил, как он может проскользнуть мимо других машин во внутреннюю часть поворота и всех обойти. Он уверил меня, что ему не было интереса кого - то обгонять, но был признателен за совет. Тут он «просто приятно проводил время и впитывал опыт».

Через несколько кругов его, открывающей гонку, смены Ричард Хаммонд раскидал четверых, как кубики в кости, вдоль стартовой прямой. Он цеплялся за эту группу гонщиков, как собака со свалки, в течении сорока минут, пока не остановился для смены водителя. И вот он, с красным лицом, и сияющей лыбой от уха до уха.

Я иронично приподнял бровь. «Нет интереса гоняться, Ричард? Ты здесь просто для спокойного, приятного отдыха?»

«Ну... Вроде как», сказал он немного смущаясь. «Понимаешь, тот парень на зелёной машине подрезал меня, я должен был что то сделать!»

«Ну конечно! Вот почему ты выкосил последних троих из них в первом же повороте и чуть не вылетел на газон.»

Что же касается Преподобного, его Христианское вождение чуть не обернулось дракой. Нервно подскакивающий накачанный человечек с квадратными плечами появился у нашего гаража и начал протестовать.

Священник вознес руки, как будто читал воскресную проповедь и вежливо объяснил, что он просто пытался пропустить его, искренне извинялся, если он его случайно подрезал.

Злоба мистера Ярость не унималась. Я понял, что двигаюсь к ним рядом с товарищами, включая Хаммонда.

Произошёл обмен оскорблениями, и когда я стал подозревать, что у того водителя начинает сносить крышу, взгляд расширенных зрачков Хаммонда всё больше и больше становился неподвижным, остекленевшим. Он выглядел как на пробах в фильмы Джоржа Ромеро. «А ну ка, вали отсюда,» прохрипел он. «Сейчас же!»

Хаммонд мне понравился, он был хулиганом.

Мистер Ярость отвалил, и странным образом, я с гордостью почувствовал, что его финальный выпад про «… дрочил из Топ Гир» относился и ко мне.

И так, я столкнулся уже с двумя из ведущих шоу. Тому, что с сумасшедшей причёской, придётся подождать, на меня давили проблемы поважней, я должен был разобраться с ними.

Вы осознаёте, что ваш тест на слух идёт не очень - то хорошо, когда вы вынуждены спросить доктора, а не начался ли он уже. Он взглянул на меня из – за своего пульта с кнопочками и выключателями и затем запустил серию громких бипов, как бы говоря, «Ну а это ты хоть слышишь, тетеря глухая?»

Через несколько недель я был ознакомлен с результатами тестов, в присутствии командующего офицера (КО) подготовки.

КО спокойно огласил заключение. «Ты провалил тест на слух, причём значительно. Я так понимаю, это связано с твоими автогонками. Оставшаяся часть курса будет проходить на взгорье, и мы не можем допустить, чтобы тебя переехал Ленд Ровер из за того, что ты не услышал, как он подкатился к тебе сзади. Для продолжения прохождения курса тебе нужна чистая карта по здоровью.»

Вождение громких гоночных автомобилей повредило слух в моём правом ухе на определённых частотах. Не было никакого варианта пройти тест без жульничества, при этом я твёрдо решил, что они от меня избавятся, только если я сломаю себе шею. Слуховой аппарат казался лучшим решением.

Я раздобыл ПВК (полностью в канале) аппарат в фирме, снабжающей слабослышащих пенсионеров. Он проникал глубоко в ухо, и исключал визуальное обнаружение. Единственным следом его присутствия был крошечный хвостик телесного цвета, облегчающий извлечение аппарата.

Недостатком модели ПВК было то, что при установленной батарейке аппарат стремился издать звук высокого уровня в момент, когда вы вставляете его в ухо. Звук, который может услышать армейский доктор.

Я тренировался вставлять аппарат лизнув, с приоткрытой крышкой батарейки, что бы он включался в самый последний момент, оставляя ухо свободным для осмотра. Я заявился на медосмотр с другим полком, и успешно всё прошёл.

Настал момент показать результаты официальному медперсоналу. Я стоял в строю и ожидал решения моей судьбы. Я вцепился в слуховой аппарат на случай, если назначат тест ещё раз, пытаясь при этом не выронить крошечную батарейку. И тут я случайно защелкнул крышечку.

«БУИИИИИИИП».

Несколько голов повернулись ко мне, пока я притворялся, что пытаюсь отключить в кармане моих камуфляжных штанов запрещённый тут мобильник. Холодный пот покрыл моё лицо. Я был спасён с размаху распахнутой двойной дверью слева от нас, и вырвавшимся на наше обозрение красноглазым, краснолицым, красноволосым (рыжим) рекрутом.

Мунго был одним из сильнейших парней на курсе, и был только что уволен из за какой то фигни со зрением. Его оскорблённая ярость была очевидна. Это был пример того хрупкого баланса, от которого мы все так зависим.

Молодой офицер – медик выскочил к строю. «Коллинз, ты здесь для теста на слух, так?» «Я прошёл его на прошлой неделе, сэр. Вот..» Я протянул ему свои бумаги. Он мельком взглянул на них и отошёл от меня.

После ожидания в агонии из другой двери вышел клерк и направил меня в комнату для тестов. Моё сердце упало в пятки, и липкие пальцы сжали слуховой аппарат. Как только я сделал шаг вперёд, снова возник молодой доктор. «С ним всё в порядке, он уже всё прошёл.»

Он развернулся уже что бы уйти, но остановился и добавил, «Даже если ты смухлевал нахрен.»

Это было лучше, чем выигрыш в лотерею. Я слепо уставился перед собой, пытаясь уяснить в сознании эти новости. Танец Радости был мне наградой.



Оглавление

«Ну что, похоже, сегодня день чемпионов, парни!,» ухмыльнулся капрал.

Вплоть до этого момента наше обучение состояло в отбивании длинных дистанций по взгорьям Уэльса в определённых временных рамках. Для одного из длиннейших, тяжелейших маршрутов, включавшего двойное восхождение на «пик смерти», кандидатам требовалось удвоить свою скорость пересечения местности, в кроваво-сумасшедшем, агрессивном тесте на силу воли. Пан или пропал. Марш – бросок проводили инструкторы, так что учитывая, что уж они - то не потеряются, всё что требовалось от нас – это бежать.

Берни смаковал мрачный прогноз погоды, увиденный по телеку. «Чёрт, это будет нечто. Штормовое предупреждение на выходные, 8-го уровня (ориг. force 8 gale – по шкале Бофорта, скорость ветра 17-20 м/сек – прим. перев.).»

Мы наслаждались редким удовольствием ночевки в кровати, в бараке. Это была приятная поблажка, даже с учётом того, что моя подушка пахла так, будто банда засранцев подтёрлась ей. И даже лучше, следующим утром нас ждал приготовленный завтрак, с последующим брифингом.

«Это основной тест на то, чтобы понять, есть ли у вас физическая выносливость для прохождения курса. Любой, у кого будут часы, вылетит; вы не будете знать контрольное время, так что бегите как ужаленные, всю дорогу. Если обнаружите, что ваши ноги заплетаются, а рюкзак обгоняет вас, это значит вы падаете. Попытайтесь не дать рюкзаку утащить вас за собой пока вы бежите вниз с горы. Нет сомнений, что вы там обоссытесь всей толпой, так что пакуйте свои манатки, и будьте готовы двигаться в 09-00».

Мы разделись до базовой формы одежды: камуфляжные штаны и футболки от Хелли Хэнсен (Helly Hansen) со вставками из гортекса (Gore-Tex). Оставаться в тепле не составит проблему.

Коджак (Kojak) был облысевшим ветераном регулярной армии с таинственным прошлым, он встречал любые трудности лицом к лицу, без капли страха и сомнений. Он раздобыл те самые чёрные штуковины, типа коленных бандажей, напрямую из Мэд Макса (Mad Max). Он спустил свои штаны, засветив всем свои Y – образные плавки в ретро стиле, а затем запустил в них руку с полной пригоршней вазелина. Он закинулся гигантскими таблетками ибупрофена, хлопнул в ладони, и заорал: «Ну что, дамочки!! Сделаем это, нахрен!!!»

Нам выдали небольшие листовки c номерами и выстроили по алфавиту, что означало, что я стартую ближе к началу строя.

Командующий офицер тренировок был как рыжая гончая, и стартанул так, будто кто то выпустил зайца из ворот. Ему должно было быть уже за сорок, но он мухой полетел по холмам. Дирк, сверхбыстрый южноафриканец, приклеился к его плечу, как всегда, но такой темп был слишком яростен для меня. В груди у меня хрипело и стучало «как у кита, рожающего тройню», по выражению неспешно обогнавшего меня Ниндзя, нашего неизменного гуру боевых искусств. Следующим на обгон был Флэш, он уже задыхался, «палка с рюкзаком».

Но одолеть его я не смог, и откатывался глубже к тылам.

Сержант с необычно большой головой увидел, что меня требуется подбодрить. «Чёрт побери! (ориг. «Bloody hell», «кровавый ад» уст. выражение – прим. перев.), это же только начало! Вдох через нос, выдох ртом. Не попадаешь что ли?»

Взбегая в гору я всегда выбивался из сил. При отсутствии дополнительной энергии что бы держаться, мое состояние было удручающим. Лорд Войны, которого я страстно возненавидел с самого начала, был у меня на пути. Он думал, что он был кем-то вроде военного гения, забривался под машинку, при этом хмуро глядел на окружающих, и постоянно сморкался в рукав.

Наши скорости сравнялись, как у фур на трассе, когда они блокируют обе полосы, пытаясь обогнать друг друга с минимальной разницей в скорости.

Я пытался обойти его справа, но он заблокировал меня. Я сдвинул его в сторону своей винтовкой, и затем мы обменивались толчками, меняя позиции еще раз пять на пути к вершине горы. Как только немного злобы помогло нам преодолеть долгий путь, что бы оказаться метрах в сорока от группы лидеров, как на окрестности опустился туман. Ветер поддавал пинка, нахлёстывая при этом жёстким холодным дождём со всех сторон. Туман обволакивал всё вокруг, как гороховый суп, поглощая лидеров и толпу парней позади, что означало, что мы понятия не имели, куда двигаемся. Лорд Войны свернул вправо, следуя вдоль линии оград. Я же прорывался напрямик.

Я сверялся с картой на ходу и грохнулся грудью прямо в топкую болотную слякоть. Берни пришёл на помощь, и поднял меня. Мы обменялись одинаковыми взглядами – «Где мы, чёрт подери?!» Сержант на последнем контрольном пункте сказал следовать вдоль линии оград, но мы уже прошли вдоль две из них, и потеряли следы в высокой траве.

Мы побежали в направлении, показавшимся нам правильным. Не каждому так «свезло», как нам.

Моя «гандонка» разбухла до размеров тюрбана, так что я скинул её и потрусил за Берни, пытаясь запихнуть замёрзший шоколад себе в рот. Погода добивала нас, дождь хлестал нещадно, мы щурили глаза, чтобы вглядываться через него. На вершине горы мы обнаружили палатку.

Смеющийся капрал выскочил наружу и протянул к нам руки как мессия. «Ладно, парни, давайте свои номера.. Поднажмите, мальчики, удовольствие ещё не закончено, смажьте свои лыжи!»

Мы перескакивали камни, запутывались в зарослях травы, качались на ветру под весом прыгающего рюкзака и поясной сумки, усталые ноги с трудом контролировали направление нашего движения. Я поскользнулся на мокрой траве, опрокинулся головой назад, на свою ношу, и проскользил, как перевёрнутая черепаха, метров 25 вниз с горы.

Мы настигли одного из сержантов, и последовали за ним, вдоль крутого склона к вершине водопада, после чего он достал карту… Не очень хороший знак. Точка разворота находилась всего в 200 метрах ниже нас. Я уже видел её. Но по обычной тропе путь был раз в 5 длиннее. Склон водопада был не совсем вертикальным, и к тому же деревья на нём казались возможным путём вниз …

«Даже не думай об этом,» прохрипел Берни.

«Уверен?»

«Конечно блин! Пойдём по тропе!»

Седовласая пара прошла мимо нас, выгуливая свою собаку. «Доброе утро, мальчики».

«Доброе утро,» ответили мы в унисон.

Подражание Индиане Джонсу стоило нам десяти минут, которых у нас и так не было. Мы достигли подножия горы и припустили по асфальтовой дороге по направлению к «вагиномобилю» (арм. сленг для транспорта), припаркованному на обочине дороги, успевая в самый последний момент. Я вскрыл свой молочный коктейль и использовал горячий чай, что бы прожевать твердые как бетон куски шоколада. Четырьмя глотками позже пришло время седлать седло в обратный путь.

Мы направились прямо к вонючему склону, с которого только что спустились вниз, перед тем как петлять вокруг горы, обратно к непогоде. По ветру можно было наклоняться на 45 градусов и не упасть. В то время, как склон становился почти вертикальным, я тащил себя, подтягиваясь за ограду из колючей проволоки, упираясь оружием, руками и коленями, упираясь подбородком. Я был вымотан до смерти. После целой бесконечности начался спуск, и я снова стал нагонять людей. Я пробежал мимо шалаша Плисскена. Он стряхнул пепел со своей сигареты и крикнул, «Прямо вниз по холму, сынок. Шевелись!»

Впервые я почувствовал, что у меня всё получится. От этого у меня закололо в затылке. Мы бежали последний километр. Мой ботинок потерял сцепление и я зрелищно впечатался лицом в грязь.

Финиш уже был на виду и группа лидеров подбадривала нас, включая Коджака, подстегивавшего всех, меня и парня возникшего сзади, криками:

«Давай! Он уже догоняет тебя! Сейчас поймает!»

Я пришёл седьмым.

Сержант уставился на меня поверх планшета, пытаясь узнать, что за болотное чучело стоит перед ним.

«Я Коллинз, сержант.»

Его карандаш отметил меня. Чуть более половины из нас смогло уложиться в контрольное время. Смеющийся капрал назвал процесс отбора «кровавой резнёй».

Мы разбрелись к своим машинам как банда резиновоногих Джонов Уэйнов (John Wayne). Боль в наших телах была гораздо терпимее мучения тех парней, которые не успели, некоторые потерялись в тумане на несколько часов, включая моего старого приятеля и гения навигации - Лорда Войны.

Я растёкся по сидению и включил телефон. Смс от одного из ассистентов продюсера Топ Гир гласило: «Плохой, противный, мистер Стиг, говорят, ты рассказал кто ты таков, людям в ресторане прошлым вечером…»

«Что?!» громко вскричал я. Должно быть я пропустил раздел с белыми скатертями в военторге (NAAFI). Я в злобе набил ответ - «Я ничего не говорил. Должно быть это был кто то другой».

Пара бипов известили об ответе. «Смотри там! Помни, что случилось с прошлым Стигом…»

Жестокость марш - броска уменьшила нашу группу до более контролируемого размера. Среди выживших было несколько сюрпризов, в виде Джонни, тихого, но по всей видимости, смертельно опасного школьного учителя, Майло – айтишника, и одного заново родившегося автогонщика.

***

Команда РМЛ (Ray Mallock Ltd.) поверила в меня, и оставила мою машину на трэке на оставшийся сезон Аскар, не смотря на финансовые трудности. Это была сплошная магия, весь год. Мы лидировали в каждой гонке, выигрывая в большинстве из них, в том числе с помощью солдат из других полков, которые работали в питах. Полковник Уайт, курировавший процесс, признал, что это была одна из самых эффективных программ призыва рекрутов, в которых он служил.

У нас была хорошая лидирующая позиция перед последним гоночным уикендом сезона. Чемпионский титул был в пределах нашей хватки, так что пришло время ободряющего разговора с Филом, менеджером команды.

«Итак, я уверен, ты паришься об этом «Кубке Тексако», (Texaco Trophy) который они подбросили до кучи на эти выходные…» Ещё бы я не «парился». Это была специальная награда для гонщика, набравшего больше всех очков за финальный уикенд.

«Ну так можешь забыть про всю эту чушь. Ты здесь должен стать чемпионом, и это всё, на чём ты будешь фокусироваться. Тебе просто нужно прийти десятым в обеих гонках для победы.»

Он был абсолютно прав. Десятое место. Ничего сложного.

Я вывел Армейскую машину на трек для практики и понял, что это просто дар богов. Я провёл за рулём весь сезон, гоняясь на самом пределе, что бы быть быстрее других водителей. На этот раз у нас было ещё и преимущество. А с учётом того, что у Фила были новые, быстрые пистолеты для замены колёс, мы могли сохранять наше лидерство во время пит - стопов.

Я припарковал свою машину на поул – позицию, что заставило приподняться одну из бровей Фила.

Мы получали абсолютное удовольствие от обеих гонок. Я знал, что мне было безопаснее держаться вне досягаемости, чем застрять посреди толпы. Единственное время, когда ко мне «на хвост» близко подобрались несколько действительно быстрых парней, это было время выезда машины безопасности.

Один из них, который был непосредственно позади меня, передал через наших споттеров на вершине трибун, что если я хочу финишировать для победы в чемпионате, «мне лучше пропустить его, иначе…»

Это был вид гонок с вполне возможным физическим контактом, так что особо фантазировать, о чём это он, не приходилось. Я вежливо попросил Дага сказать ему «Отвали!» Когда взмахнул флаг, я сделал один из самых быстрых, идеальных кругов, которых вообще мог сделать. Я чисто завершил гонку и запечатал чемпионат, пролетев под клетчатым флагом на первом месте.

Мне не терпелось завалиться в боксы и увидеть ребят. Я отбросил ремни, выкарабкался из машины и обнял каждого медвежьей хваткой. Они смогли обеспечить работу машины без сбоев , без единой механической поломки весь сезон.

Фил даже пустил слезу на стене пит-стопа, но хорошо скрывал это за своими Окли (Oakley). Ему нужно было провести ещё одну гонку. «Теперь делай всё, что хочешь, приятель!» - улыбнулся он мне.

Мы смогли сохранить мои лучшие шины для второй половины финальной гонки, что означало, что мне пришлось попотеть, удерживая лидерство в первой части на старых «лаптях». Когда мне надели новую резиновую обувку и дали лёгкую загрузку топлива, мне уже нечего было терять, и я мог рвать всех на куски. Я пролетел первые три поворота так быстро, что на движке начал срабатывать ограничитель. Я всегда притормаживал перед четвёртым, но всё шло так хорошо, что я просто приотпустил газ и зашёл в поворот. Меня вынесло из него немного шире, но исправил это небольшой подгазовкой, и пересёк линию с новым рекордом трека. Я пролетел таким манером четыре круга. Это была полная свобода.

Мы смели начисто весь набор: максимальное число очков за две поул – позиции, два быстрейших круга и две победы в гонках, что бы добыть Кубок Тексако и титул чемпиона Европейского Аскар.

Даже мама решила поприсутствовать, и должно быть, немного пыли с пит-стопов попало ей в глаза, когда я наконец увидел её. Отец припрятал в нашем медблоке несколько ящиков с шампанским, и теперь свободно раздавал его, не пропуская никого из команды. Несмотря на его внушительный опыт в выпивке, он запрокинул первую бутылку чуть быстрее, чем надо, и пена полилась из его ушей.

Церемония награждения проводилась неделей позже в роскошном отеле Хилтон, в Лестере (Hilton Leicester). Я вырядился как пингвин и отказывался от выпивки, которую заглатывала вся остальная команда. Открылся занавес, и мы просмотрели обзор всего сезона, с авариями, ударами и обгонами. В момент вручения награды я был очень горд собой, но уже становилось поздно, и мне нетерпелось отправиться в дорогу.

Я уже торопливо уходил, когда рука хлопнула меня по спине.

«Не так быстро!»

Полковник Уайт за время сезона стал мне почти как дядя. Он улыбнулся. «Чертовски превосходный год, парень. Мне так жаль, что мы не сможем поддержать тебя в следующем году, новая программа взаимодействия с гражданскими не включает в себя автоспорт. Тем не менее, помни о моём предложении, ты ещё достаточно молод, чтобы поучаствовать.»

***

В полночь я отъехал от Хилтона и последовал уже знакомым маршрутом к трясинам Уэльса. Фары внезапно осветили одного из сержантов, попивающего пивко на ходу. Как только я припарковался, он подошёл и включил налобный фонарь.

«Как успехи?»

«Всё хорошо, сержант. Я победил.»

«Ну - ка, дай глянуть.»

Я протянул ему хрустальный кубок и был награждён признательным матерком. И затем, «Давай – ка переодевайся и двигай к остальным парням. Держи оружие.»

Начал накрапывать дождь. Я потащился по грязи продираясь под укрытие сосен. Едкая вонь начала раздирать мои ноздри, когда я пытался устроиться на ночь, свернувшись калачиком на постели из овечьих катыхов. Их прежним владельцам явно требовалась срочная медицинская помощь. Я услышал шуршание неподалёку. Один из парней пробирался, что бы отлить. К счастью, не на лицо последнего пришедшего.




Оглавление

*Парафраз оригинального названия главы «Cowell's Got Talent», парафраза на «Britain's Got Talent» - телешоу, в жанре нашего «Алло, мы ищем таланты». Саймон Кауэлл (Simon Cawell) один из основателей шоу.

Пару дней спустя я добрался до Дансфолда, и с удовольствием натянул свой шелковисто – белый комбинезон. А Лейтенант Ник Аркл из Королевского Флота (Royal Navy) надел свой оливково –зелёный. Мы собирались выяснить, сможет ли пилот на Харриере (Harrier Jump Jet) побороться со Стигом на Сааб 9-5 Аэро (Saab 9-5 Aero).

Джеймс Мэй (James May) с любопытством смотрел куда-то через взлетную полосу из-под навеса у офиса монтажа и обработки, с кофе в одной руке, и сценарием на смятой жёлтой бумаге в другой. Я находил Джеймса вдумчивым персонажем, эдаким автомоторным «Доктором Кто», с его свисающими патлами и полосатыми свитерами. Когда я поприветствовал его, он обернулся и отсалютовал мне. «Доброе утро, сэр. Как оцениваешь шансы?»

«Не очень. Но если он проиграет, я думаю, он меня просто пристрелит».

Он снисходительно улыбнулся. «Ты вообще видел те летающие раскладушки, из которых у них в итоге получился Харриер, в 50-х?»

«Думаю да. Это те штуковины, похожие на насекомых?»

«Ммм.. Изумительная технология, особенно если подумать, что реактивные двигатели появились всего за несколько лет до этого. Смельчаки, забавляющиеся с пределами физики».

Я узнал о пилотах Харриеров в детстве, пока рос в Америке, во время Фолклендского конфликта. У меня был плакат, детально показывавший флот, несущий войска и авиацию тысячи миль через океан, чтобы предстать перед нежелательным, но вполне конкретным врагом. Будучи ребёнком в другой стране, я гордился, что я Британец, когда смотрел по телеку репортажи о парашютистах и морпехах, пересекающих безлюдные туманные земли, навстречу неизвестному. Пилоты – асы, такие как Лейтенант Дэвид Морган, стали моими героями, в то время они летали на опасные миссии по защите флота.

Я и подумать тогда не мог, что 20 лет спустя я буду соревноваться с пилотом Харриера, на том самом аэродроме, где эти самолёты впервые поднимались в воздух и испытывались.

Харриер тянули 21000 фунтов (9,5 тонн) реактивной тяги против жиденьких 3 – х литров Сааба. Я спросил Ника, как низко он пролетит, на случай, если нужно будет пригнуться.

«Не планирую долго зависать, Стиг. Как только наберу несколько узлов, сразу помчусь в небеса, распугивая ангелов».

Лощёный и самоуверенный, Ник действительно кое–чего стоил. Я легко представлял его где-нибудь в баре, бросающим фразочки из «Топ ган» (Top Gun) млеющим зрителям. Тот факт, что он действительно был хорошим парнем, делал всё ещё хуже.

Планировалось, что мы стартуем бок о бок, на рулёжке, и затем мчимся дальше. Харриер поднимается и следует по нашему кругу в воздухе, пока я топлю по асфальту.

Харриер становился всё шумнее, а режиссёр всё никак не мог решить, откуда стартовать Нику, с земли или в воздухе.

Через скромный фетровый салон Сааба я наблюдал, как Морской Харриер подплывает ко мне. Денёк был жаркий, и без кондиционера пот сочился с подкладки моего шлема, прожигая мне глаза. Крякнуло радио. Режиссёр выкрикивал инструкцию по одному слову за раз, перекрикивая грохочущие реактивные движки.

«ТАК… СТИИГ… ХАРРИЕР.. ЗАВИСНЕТ… НАД.. МАШИНОЙ… И.. МЫ… ПОПРОБУЕМ… СТАРТОВАТЬ… ОК?..

«ОК». Не имея ни единого шанса быть услышанным, я поднял большие пальцы вверх.

Через несколько мгновений Ник раскрутил движки и поднялся футов на 40 (12м). Грохот внутри Сааба был оглушающим.

Харриер двинулся в моем направлении. Реактивная струя, со скоростью 1600 км/ч, с температурой 400С громко и ясно обозначила свое присутствие. Правая сторона машины приподнялась и качнулась. Режиссёр зажмурил глаза и зажимал уши светоотражающим жилетом. Съёмочная группа прикрывала глаза руками пока пластиковые пакеты и прочий мусор летел на них, но при этом держали камеры в нужном направлении.

Я не мог ничего слышать из за рёва реактивного выхлопа, так что я наверняка пропустил бы старт, пока кто – нибудь не махнул бы мне рукой. Затем Ник должно быть, что - то там сделал, потому что давление удвоилось и Сааб просел на пружинах, пока шины не упёрлись в колёсные арки. Раскачка прекратилась, мгновение тишины, и затем, внезапно, одна сторона машины подскочила вверх!

Не нужно было делать звонок другу, что бы узнать авторитетное мнение о последствиях воздействия реактивной тяги на малых расстояниях, при этом мой зад кричал мне, что сейчас нас просто вывернет наизнанку.

«СКАЖИ ХАРРИЕРУ ОТВАЛИТЬ ОТ МЕНЯ, БЫСТРЕЕ!!!» провизжал я, делая сигнал рукой «резать по горлу» для убедительности.

Ник приземлился с боку, недалеко от меня для рестарта. У Харриера были все козыри, но один я приберёг для себя, и собирался применить его сразу у стартовой черты.

Режиссёр начал обратный отсчёт, используя хай–тек стартовую систему, с применением трёх пальцев.

Ник двинулся на «Марш!», прямо после того, как я рванул на «Один!».

Сааб держал лидерство по крайней мере метров 10, пока Ник не дал жару. За считанные секунды он взлетел и исчез в небе.

Старый Сааб раскачивался на поворотах, и не очень-то торопился на прямых. Надо отдать ему должное, подвеска с жёсткостью пудинга делала это соревнование развлекательным вождением, зад машины скользил и укатывался прочь, когда я пытался втиснуть машину в повороты. В предпоследнем повороте я выкрутил руль до упора, что бы избежать закручивания, и к моменту, когда я восстановил управление и добрался до финишной черты, я уже видел самодовольно выглядящий истребитель, парящий над ней.

Я пересёк линию на 1 минуте и 37,9 секунды. Ник на это потратил всего 31,2 секунды, установив невероятный рекорд трассы.

Как я ни упрашивал его, он так и не дал мне ключи покататься…

Имея в обойме несколько отснятых эпизодов, я начал привыкать к экстремально – партизанскому виду съёмок на Топ-Гир, а они стали привыкать к моим неортодоксальным методам тренировок знаменитостей. Моя цель была побить рекорд Джоди Кидд (Jodie Kidd) - 1 минута 48.0 секунд, что значило жёстко давить на людей. Мне просто нужна была знаменитость, которая сможет всё это выдержать.

Утром на съёмках пятого эпизода я заканчивал жизненно важный эксперимент с лысым человеком в парике. Он сидел на пассажирском месте, пока я на всю катушку гонял три кабриолета по рулёжкам аэродрома, чтобы увидеть, в каком из них парик на нём удерживается лучше всего. Накладная шевелюра сидела как влитая на скорости 140 миль/час (224 км/час) в Мерседес СЛ (Mercedes SL), так что у нас был победитель.

Джим Вайзман стоял у роскошной Сузуки Лиана (Suzuki Liana), ожидая знаменитого гостя. Он проверял картинку, идущую на рекордер с миникамер в Сузуки. Одна из них была расположена прямо на линии глаз водителей, чтобы снимать их реакции и реплики.

Деннис, наш перфекционист по миникамерам дважды проверил экспозицию. Не ожидалось никакого дождя, но он был облачён в ветровку – дождевик (анорак), приготовившись к самому худшему.

«Хорошая картинка, Деннис. А это надёжно?» Он потыкал пальцем зажимы, держащие камеры на раме.

«Когда это я тебе разрешал тут всё ломать?!» простонал Деннис.

Саймон Кауэлл прогулочным шагом направлялся в нашу сторону по лётному полю. На мгновение он был обескуражен мультяшной сценой в виде меня, одетого как штурмовик из Звёздных войн заодно с Тинтином и Матли (Tintin, Muttley), стоящих возле дешёвой машины в аренду.

Он снова расплылся в улыбке, закатывая чёрные рукава рубашки, чтобы пожать руку каждому из нас, мгновенно смахнув прочь образ «Мистера Вредины из ТВ». Шоу «Поп-айдол» (Pop Idol) уже стало большим хитом, и каждый ТВ-формат, каждый проект, к которому он прикасался, становился золотым.

Мы снабдили его шлемом, «яйцом» как нелестно он назвал его, и погрузили на борт Лианы.

Я объяснил ему, что лучший способ вождения на круге это держать руки на руле в положении «без пятнадцати три», большие пальцы поверх Т – образной перекладины руля. Большинство людей протягивают обод руля через хват ладони при повороте. Почему? Потому что это та самая чушь, которой нас научили, чтобы сдать экзамен на вождение. Я настаивал, чтобы Саймон поборол эту привычку, и скрещивал руки всё время при рулении. Он смог мгновенно определять, когда входил в поворот слишком быстро. Когда ваши руки двигаются без зажима, шины дольше катятся перед тем, как потерять сцепление.

Мы смогли оставить торможение на самый последний момент, я бы сказал, в некоторых поворотах это уже выглядело как экстренное торможение. Саймон оставался невозмутимым, и кивал, склонив голову на одну сторону, пока он обдумывал всё это.

Я проехал медленный круг, чтобы обозначить повороты, так как тут было поразительно легко затеряться на безликом ландшафте.

«В этот раз я проеду на полной скорости, что бы ты убедился, что машина не опрокинется».

Тем не менее, скорость не особо смутила Саймона, с таким же видом он мог подписывать сделку по звукозаписи в студии Сони. Я понял, я смогу поднажать на него.

Он пересел на водительское место и покачал рычаг переключения передач, хрустнувший в предвкушении заезда.

«Обязательно передай Джереми», попросил он: «Это просто кусок дерьма!»

Я сказал ему поднять обороты до трёх с половиной тысяч и просто бросить сцепление. «Не тяни его, как на парковке Сэйнсберис (Sainsbury's)». Будто Саймон зависал в таких местах как Сэйнсберис.

Мы метнулись вперёд. После первого обзорного круга он начал сочетать каждое замечание, которое я делал, с изменениями в его базовом стиле вождения.

Саймон водил как моя мама, в вертикальной позе, с поднятой верхней губой. Он всё так же шаркал рулём через руки в поворотах; это была слишком укоренившаяся привычка, чтобы я смог побороть её за то короткое время, что мы провели вместе с Саймоном. Вместо этого я сфокусировал его внимание на широком заходе в повороты и расчёте скорости, глядя на обстановку впереди.

Что выделяло его, ставило выше остальных, так это его возможность чувствовать степень сцепления машины с дорогой, и сопоставлять этому точную скорость, необходимую для входа в поворот. Он делал это легко и естественно.

Когда же его сносило, он смеялся или называл себя придурком. Когда же Лиана закружилась в пируэте на скорости варп 9 (warp 9), в клубах травы и пыли, он остался спокойным, как священная индуистская корова, и тоном, суше, чем шлёпанцы Ганди, спросил «А в этот раз что не так?»

Я объяснил, какие тонкие корректировки ему требовалось сделать в траектории прохождения поворотов - заходить в поворот позже, чтобы не нагружать шины на длинной дуге, меньше тормозить и сохранять дополнительную скорость.

Его прогресс его впечатлил. После нескольких кругов он сказал, «А ты действительно хорош! Кто ты?»

Заданный скаутом талантов, с целым миром у своих ног, тому, кто искал свой путь в этом мире, это был совершенно логичный вопрос. Но я не ответил на него. После девяти кругов на заднем сиденье я провел круг молча, а он не сделал ни единой ошибки. Саймон был готов выступать соло.

Деннис запустил камеры в машине, а Джим вежливо попросил от Саймона «побольше болтовни». Я предположил, что он проедет осторожный первый круг, ничего сумасшедшего.

Каждый круг начинался стартом с места, что позволяло нам поговорить с Саймоном и подвигать камеры для перезаписи. Он трогался с визгом шин, а я следил за его прогрессом с обочины трека.

Мы с Джимом замерли, когда Лиана пересекла линию. Джим осторожно повернул ко мне секундомер, опасаясь, что люди Саймона могут подсмотреть. Секунда до рекорда круга.

Саймон остановился, и положив локоть на край окна спосил, какую передачу нужно было включить на втором повороте.

«Вторую»

Я попросил его тормозить позже в предпоследнем повороте. Следующий круг на слух был быстрее, мы могли видеть как он сражался с управлением. Я заставлял его тормозить позже, поворот за поворотом, и он ехал быстрее с каждым кругом.

Саймон взял перерыв на перекур и попить водички и спросил как у него дела, но мы не могли сказать ему ничего до интервью.

Его брови исчезли под его безукоризненно подстриженной чёлкой. «Вы правда думаете, что я поверю в это?»

Да, мы правда думали.

Мы пристегнули его к пятиточечной упряжи. Я всегда находил эту часть моей работы самой неловкой и смущающей меня. Я так и не свыкся с тем, что мне надо было запускать руки в промежности знаменитостей и затягивать ремни через их яйца и груди.

В то время как Саймон намотал несколько невероятных кругов, вернулся Уилман, проверить как идут дела. Джим показал ему свой блокнот.

«Ядрёна Матрёна!» (вольный перевод – ориг. «Bloody Norah» - выражение с 17-го века, после кровавой истории с реальной Норой) - Уилман аж засучил ножками: «НЕ говорите ему ни слова!»

Саймон разделял наш энтузиазм, так что мы продолжали подгонять его, пока он не достиг плато возможностей где-то к десятому кругу. Я сказал ему, что его время отличное, и он скорее всего, улучшить его уже не сможет.

Затем Энди предложил ему прокатиться пассажиром на суперкаре Ноубл М12 (Noble M12), так что я выкатил его на трассу.

М12 был лёгким, как пёрышко. Его мотор V6 был усилен двумя турбинами, которым нужно было раскрутиться перед тем, как бросить машину вперёд с гигантской тягой. Выбирая нужные передачи и поддерживая давление турбин на максимуме, я мог дрифтовать машину на всём пути на скорости до 80 м/ч (128 км/ч). Я остро хотел засечь хоть какую-нибудь реакцию Саймона, так что старался от души.

Он оставался спокойным как огурец, руки скрещены, безмятежная улыбка на лице. Возможно ему было известно что то, чего я не знал. Я прогнал машину через кочку в районе стены из покрышек на скорости 135 м/ч (216 км/ч) и, когда хладнокровие судьи из телевизора даже не дрогнуло, я поехал к питам, что бы высадить его.

Снова появился Уилман. «Можешь дать Саймону покататься?»

Кошмар. Знай я, что он будет рулить, я бы никогда не показал ему весь потенциал машины. Он слишком хорошо подражал.

Я ослабил свои ремни, что бы дотянуться с пассажирского сидения до руля, если это будет необходимо. Саймон бросил сцепление, прямо как я учил его на безобидной Лиане. Турбины завелись - «ууууууушш!», и машина начала терзать трек на скорости 160 км/ч восемью секундами позже.

Он начал пытаться копировать быстрый дрифт, который показывал я. Мы были так близко к срыву, что я не смел отвлекать его разговором. Мы приближались к супер-быстрому повороту у стены из покрышек. Я сказал ему не гнать там, где я не притормаживал.

Саймон набрал просто апокалиптическую скорость и я понял что, мы вылетим, как пить дать.

Машину развернуло на скорости 120 м/ч (192 км/ч), я метнулся и жёстко, до упора вывернул руль в противоположную сторону. Это направило нас на асфальт, дало немного времени и чуть погасило скорость.

Мне нужно было избежать попадания на траву любой ценой, потому что машина могла перевернуться. В момент, когда мы стали катиться назад, я дёрнул ручник и кричал на него, пока мы не встали на якоря. Кауэлл наконец-то раскололся и ухмыльнулся. Я думаю это значило, что мы были квиты.

Мы могли отправиться на отдых, на травку, при этом едва разминувшись с двумя посадочными огнями, которые могли вырвать нам двери к чёрту.

«Нет, серьёзно, что там произошло?» прокудахтал Саймон сквозь смех. «Ты гнал слишком быстро, вот что произошло. Пожалуйста, поехали обратно, чтобы я смог заполнить свою ПИ45» (P45 в британской системе делопроизводства форма, заполняемая при уходе сотрудника с работы – прим. перев.).

Мы протащились обратно на трассу и вернули машину владельцу. Саймон был очень доволен собой, что значило, что и съёмочная группа была довольна. Я ещё никогда не видел никого, кто безо всякого опыта так быстро освоит суперкар, выкрутив тому шею.

Джим вытащил видеозапись, и я направился в фуру Внешней Трансляции. Брайан Клейн, Режиссер Студии, сидел перед множеством ТВ экранов и размахивал своими волосатыми руками. Он обычно был вычурно одет, что в этом случае значило: рубашка - поло с вертикальными полосами, белые брюки до колен и кожаные туфли.

Брайан контролировал толпу посредством своих ассистентов. Они растворялись в толпе, убирали всяких гаргантюа из вида камер и выводили в первые ряды хорошеньких девушек, в то же время жонглировали тремя ведущими, что бы убедиться в том, что они говорят нужные слова в нужное время, чередуя всё это предварительно снятым видео, и при этом приглядывали за неотредактированным материалом, получаемым живьём с трека. Всё это представляли для аудитории, собранной в студии, далее всё действие редактировалось в формат часового шоу для трансляции четырьмя днями позднее.

После хорошо проведённого интервью, в котором Джереми высказался за отмену полос для движения автобусов и изгнание дорожных патрулей, они запустили круг Саймона. Они смонтировали несколько моментов его дурацкой езды на первых заездах, но с финальным результатом нельзя было не считаться: 1 мин 47.1 сек., почти на секунду быстрее рекорда трека. Саймон дважды ударил воздух, и Брайан улыбнулся мне, подняв маленькие коврики над своими глазами перед тем, как вернуться обратно к своей контрольной панели.

Итак, Саймон Кауэлл был на вершине таблицы рекордов, и осталось всего одно достижение, с которым нужно было разобраться, во что бы то ни стало. Чёрный Стиг держал рекорд Топ Гир – 1 мин. 23.7 сек. за круг, наследие могучей Ламбо Мурсьелаго (Lambo Murcielago). Чтобы побить его рекорд, мне были нужны серьёзные аргументы.

Порше любезно предоставили нам необходимое для этого оружие – Каррера Джи Ти (Carrera GT), квантовый скачок в дизайне и мощности, в сравнении с их стандартными линиями в стиле среднего возраста. Криворукие критики буквально поджарили машину из-за её керамического сцепления, слишком агрессивного для отрыва при обычном движении, и делающего машину склонной к глушению двигателя. При правильном вождении она стартовала как ошпаренная кошка.

В её нутре был здоровенный, на 5,7л V10, у неё были широченные шины, и фронтальное сцепление, позволяющее сдирать асфальт с трассы. V10 пронзительно, по-Лемански, пилил уши. Также, по-Лемански, я и водил ДжиТи. Она была лёгкой, на аэродинамическом сцеплении, что делало её деликатной и точной в поворотах, и такой восхитительной, когда вы научитесь применять меньше, чем в норме, руления. Мне это знание далось тяжело. Меня закрутило не меньше трёх раз во время практики. При вождении на переделе мощности, тяга чувствовалась отзывчиво и так точно, будто твоя нога двигалась чуть выше ухаба, способного вас закрутить.

Интерьер был не так роскошен как у Ферари, но был не менее красив, c карбоновым плетением, с кожаной отделкой сидений, которые были словно со звездолёта Энтерпрайз (Starhip Enterprise). Гигантская, в виде мяча для гольфа, рукоятка рычага переключения передач, располагалась в близи рулевого колеса, доступная в жизненно важный момент, когда руль дёргало при срабатывании ограничителя оборотов двигателя, и резкое повышение передачи было необходимо.

Джим Вайзман дал мне время разогреться вместе с ДжиТи. Я погнал по рулевой дорожке и стал ушатывать шины, закладывая руль влево и вправо, до ограничителя, утапливал газ и замедлялся до остановки на красных карбоновых тормозах.

Были только я и трэк, для скоростного круга. Я относился к происходящему как к квалификации, и вызывал в памяти образы великих гонщиков, с которыми я соревновался в течении многих лет, ребят вроде Уэббера (Mark Webber) и Сато (Takumo Sato), которые зубами и ногтями дрались со мной за каждую сотую секунды. Их, может быть, тут и не было, но как метко говорил Дарт Вейдер (Darth Wader), я чувствовал их присутствие.

Операторы насмешливо поглядывали на меня, и радио прогудело глубоким голосом опыта: «Не хочу придираться, но мы действительно доверим ему машину?»

«Всё ОК, Каспер» - ответил Джим. «Стиг просто разогревает шины, приготовьтесь к съёмке через минуту».

Джим позволил мне стартовать без задержек. Я вцепился в руль и пролетел бешеный круг, ДжиТи подняла рекорд более чем на секунду, так что у меня был повод надменно скрестить руки на груди.
Каспер и Бен колдовали над своими камерами, а Иэн Мэй вёл съёмку сверху, с передвижной подъёмной платформы, известной как «сборщик вишенок», которая развивала скорость до 4 м/ч (6,4 км/ч). Редеющие блондинистые волосы и глубоко посаженные глаза определённо придавали Иэну вид взрослого человека, но во время долгих пауз между дублями он переезжал с места на место съёмки со всем энтузиазмом пятилетнего мальчишки верхом на грузовичке Тонка (Tonka Toy).

«Пока не становись там, Иэн», прошипел Каспер. «Я снимаю панорамой как он проезжает мимо шин, так что ты попадёшь в кадр. Дай мне снять ещё один кадр, потом я перехожу на крупный».

Переговоры операторов постепенно утихали. Если Каспер снимал в режиме «панорама», это значило, что мне нужно было оставаться освещённым на разумно большей дистанции, чем если бы это был «крупный» план в момент прохождения поворота. Наблюдать за совместной работой съёмочной команды – это было захватывающе, равно как и давать им возможность подобраться к действию поближе. По мере роста взаимного доверия с обеих сторон, команда применяла свои превосходные навыки для формирования стремительного, как щелчок кнута, стиля съёмок, благодаря которому шоу Топ Гир стало известным.

Иен выбрался из водосточного желоба на расстоянии менее чем фут (0,3м) от трека, где я с воем проносился мимо его плеча на максимальной скорости. Большинство операторов нажали бы кнопку записи и отошли в сторонку. Команда же Топ Гир рисковала своими шеями и вручную контролировала съёмку, чтобы держать машину в фокусе и кадре.

Хитроумные съёмки в поворотах проходили примерно также. Джереми и я влетали в поворот, в заносе, в окружении съёмочной группы снующей меж точек съёмки, на волоске от линии нашего движения. Парни снимали со всех углов в течении нескольких минут. Наличие их под боком машин в заносе концентрировало внимание также сильно, как и сама автогонка, и мы никогда не спускали с них глаз.

Всё что происходило, полагалось делать правильно и сразу, так что я перестал просить о тренировке и практиках. «Потренироваться? Да нет проблем, Стигги», был ответ - «в любом случае мы будем снимать тебя всё время».

Испанский Йети, оператор Дэн, бегавший по трассе со специальной стабилизированной подвеской (Steadicam) укрепленной на его торсе, был самым невозмутимым из всех. Он носился вперёд и назад, выхватывая мельчайшие детали происходящего вплотную, развевая при этом своей чёрной курчавой гривой.

Мой первый сезон съёмок быстро подошёл концу, и мне было любопытно, попросят ли меня работать в следующем. Мои надежды возродились снова, когда почтой доставили контракт, но он был на прошедший сезон, и к нему прилагался чек, подписанный «Только для Стига». Я надеялся, что в банке слышали о таком (может от Дональда Дака (Donald Duck)), при этом, в отличии от Бэтмена (Batman), в деньгах я нуждался, так что я тут же пустил его на оплату счетов.

Безо всякой уверенности в том, когда и если я понадоблюсь Топ Гир, я поднажал на армейские дела.


Оглавление

Земля так промёрзла за ночь, что когда взошло солнце, припорошенная морозным инеем долина осветилась волшебным светом. Мой коврик можно было складывать, как картон. Я начал разминать и разогревать плечи, чтобы избежать стреляющих болей во время 5-ти часовых маршей. Лямки на моём древнем рюкзаке растеряли свою подбивку, и теперь врезались в мои плечи, как струна для нарезки сыра. Я наезжал на нашего каптёра, что бы он выдал мне рюкзак поновее, но сукин сын отказал мне. Старший инструктор лишь поржал в ответ.

Мы выстроились на утренний брифинг посреди карьера, покрытого редкой галькой и камнями с отвалов. Старший офицер пояфился из вагиномобиля, уродливого угловатого Лэнд Ровера. Он был в игривом настроении.

«С утречком, джентльмены. Небольшой сюрприз для всех – поскольку сейчас Рождество, сегодня марша не будет, так что можете расходиться и снова дрыхнуть».

Тишина. Плавали, знаем.

«Нет желающих? Тогда ладно, экипируйтесь».

Меня подозвали к машине что бы выдать координаты точки встречи. Я сверился с координатной сеткой и нашел точку по стрелке компаса … на самом краю карты, в до хрена милях отсюда. Я не веря взглянул на инструктора.

«Проблемы с самомотивацией этим утром?»

«Нет, инструктор», сказал я и отбежал прочь.

Обычно, маршруты были не длиннее 25-ти километров на прямую, с возвышением на тысячу или две футов (ок.330 или 660 м.). Эта же монструозная петля была 5 километров длиннее, и выбор неверного пути мог добавить час ко времени прохождения и привести к провалу теста. Я выбрал идти прямо на стену отвесного водопада, превращаясь в сопливую, пропитанную потом мочалку в считанных метрах от стартовой линии.

Я преодолел стену оврага и выбрался на ровную поверхность, но лучше не становилось. Все мыслимые физические препятствия вставали на моём пути. Обязательная процедура пересечения рек предписывала раздеться донага, надеть гортекс (Gore-Tex) и перебираться в брод, лицом к потоку. Но это казалось уж слишком жирно для речушки напротив меня. Она была всего метров 5 от берега до берега в самом широком месте. Одним прыжком я мог покрыть сразу половину.

Я недооценил глубину, возникающий и пропадающий водоворот, намочивший мою снарягу и тяжко тащивший меня ко дну. Я проклял свою глупость, но благодаря ранее преодолённой ограде из колючей проволоки, чуть не лишившей меня фамильных ценностей, мои штаны с разодранной промежностью вентилировались очень быстро.

Я тащился через бесконечные поля «детских голов» - кочек, поросших болотной травой высотой по щиколотку, что делали продвижение вперёд почти невозможным – и это подталкивало меня пересечь Долину Смерти – названной так из-за двойного подъёма, и факта, что очень многие рекруты добровольно покидали курс после подъёма на него.

Время от времени уклон становился отвесным, заставляя тебя взбираться на него, по - библейски отчаянно, вгрызаясь ногтями. Ты делал три шага вперёд и четыре назад, всё время осознавая, что это всё повторится на втором пике.

После Долины Смерти я срезал путь через просеку с поваленными деревьями. Слои обломанных ветвей цеплялись при каждом движении и кромсали мне голени.

Часом позже снова опустился туман, впереди возникли несколько пирамид, сложенных из валунов (англ. cairn – пирамида из камней – могильный памятник, межевой, условный знак – прим. перев.), которых не было на карте. Я был в тупике, так как позади точки встречи, которую я искал, был обрыв. Внезапная невесомость была бы мне подсказкой, что я зашёл слишком далеко. Ну где же эти чёртовы утёсы?! Спустя какое-то время я увидел одного из парней справа от меня посреди моря тумана.

«Эй, ты знаешь, где точка встречи?»

Он был слишком поглощён своей картой что бы ответить. Я сверился со своей, и снова крикнул. Через мгновение я понял, что кричал маленькому дереву… Наконец я добрался до последней контрольной точки, и похромал к лесочку, который мы использовали как точку сбора, чтобы натянуть тент (basha) и преклонить голову на отдыхе.

Через час я был разбужен пятифутовой (ок. 1,5м) мини-ракетой с голосом Картмана из Южного Парка. «Ну, скажу я вам, это было нечто!» - пропыхтел он. Его маленькие ножки должны были вертеться как колёсики тележки, что бы поддерживать темп движения по горам. Я разлепил веки когда рюкзак Картмана шмякнулся оземь.

«Должно быть 30 долбаных тыщь (метров), или около. И Господь свидетель, я увидел грёбаное происшествие на моём маршруте! Я был где-то на вершине склона Фэн Уай (имеется в виду Пэн Уай Фэн - самая высокая, 886м, возвышенность из шести главных «маяков» - «биконз» англ. beacons национального парка Брекон Биконз) и тот тип прорывался там, внизу, через эту фигню, ну как миллионы детских голов, и через ограды из «колючки». Я смотрел на него и думал, дружище, что за хрень ты творишь?

Он добирается до реки, стягивает свой рюкзак, бросает свою разгрузку (webbing) на другую сторону, напяливает рюкзак обратно, и такой, сигает в воду!»

История начинала звучать отвратительно знакомо.

«А затем он исчезает из виду, и возникает снова метрах в двадцати вниз по течению. Серьёзно, я подумал, что ему нахрен кранты!»

«И я тоже так подумал» - сказал я из своего спального мешка.

«Коллинз, чувак, а ты откуда взялся блин?!» Берни продолжал тянуть интонации Картмана, его походная ложка зависла над парящей упаковкой сосисок с бобами.

«Я понял, что я в беде, когда мои ноги не коснулись дна. И при этом мой рюкзак весил чёртову тонну».

Он ошеломлённо потряс головой. «Моя работа чудовищно скучна, вот почему я делаю всё это. Но ты же, Коллинз, ты просто полный псих!»

Коджак стряхнул пепел с сигареты. «А вот мне просто нравится физуха. Лучшая часть курса». Вот кто был настоящим сумасшедшим.

Шутки и приколы продолжались, все делились своими маршрутами, ошибками, лекарствами и тем, кто как пострадал.

Набор нашего курса растаял до крепкого ядра из парней, твердо решивших дойти до конца. В то время, как марш-броски становились длиннее, труднее, выше, мы держались крепче, а наши тела приспосабливались. Небольшие любезности вроде делёжки рационов, помощь друг другу с распоряжениями и приказами были теперь обычным делом. Но когда доходило до выживания, каждый был сам по себе. Никто не будет возиться с тобой.

Наш тренировочный курс обтесался с более 100 кандидатов до 23-х, которые сейчас столкнулись лицом к лицу с последним препятствием. Финальная неделя состояла из семи дней ада, непрерывного марафона из марафонов.

Оглавление